Последние дни Гитлера - [8]

Но довольно о первом вопросе. Коснемся теперь второго вопроса: что сталось с Мартином Борманом? В 1945 году свидетельства по этой проблеме были неясными, запутанными и противоречивыми. Несколько свидетелей утверждали, что Борман был убит в танке, взорванном в результате прямого попадания фаустпатрона во время попытки прорыва на мосту Вейдендам в ночь с 1 на 2 мая. С другой стороны, все свидетели утверждают, что после взрыва возникло сильное замешательство, и никто из них не видел труп Бормана. Один из свидетелей, Эрих Кемпка, признает, что был ослеплен взрывом, но тогда трудно понять, как бы он смог рассмотреть труп Бормана[9]. Более того, уже в 1945 году я допросил троих свидетелей, которые, независимо друг от друга, утверждали, будто сопровождали Бормана в попытке бежать из Берлина. Один из этих свидетелей, Артур Аксман, говорил, что лично видел Бормана мертвым. Верить или не верить Аксману – в данном случае это дело личного выбора, ибо его слова не подтверждаются никакими другими свидетельствами. В пользу Аксмана говорит то, что все остальные его свидетельства оказались правдивыми. С другой стороны, если он хотел защитить Бормана от дальнейших преследований, то, естественно, он должен был дать ложные показания о его смерти. В такой ситуации я в 1945 году пришел к единственно возможному заключению: Борман определенно пережил взрыв танка, но, возможно, хотя в этом нет никакой уверенности, погиб в Берлине позже той же ночью. Таково было положение дел в 1945 году. Изменилась ли ситуация теперь, в 1956 году, в свете новых данных?

Ответ один: ни на йоту. С одной стороны, Линге и Баур в один голос утверждают, будто Борман был убит во время взрыва танка, – по крайней мере, они утверждают, что думают, будто он погиб, но на фоне возникшей неразберихи они не видели его труп. С другой стороны, Менгерсхаузен уверенно утверждает, что Борман не погиб от того взрыва. Он говорит, что Борман действительно ехал в танке, но подбит был другой танк. Мало того, уже после 1945 года всплыл еще один свидетель, утверждавший, что был с Борманом уже после взрыва. Этим свидетелем стал бывший штурмбаннфюрер СС Иоахим Тибуртиус, заявивший об этом в интервью одной швейцарской газете[10]. В возникшей после взрыва сумятице, рассказал Тибуртиус, «я потерял Бормана из виду, но потом видел его в гостинице «Атлас». К тому времени он уже переоделся в гражданскую одежду. Мы вместе пошли по направлению к Шиффбауэрсдам и к Альбрехтштрассе. После этого я окончательно потерял его из виду. Но у него был неплохой шанс – как и у меня – бежать из города».

Таким образом, имеющиеся свидетельства вынуждают нас поверить в то, что Борман пережил катастрофу, а показания Аксмана нуждаются в дополнительном подтверждении. Если мы и можем поверить в смерть Бормана, то только потому, что никто пока не представил неопровержимых доказательств того, что он был жив после 1 мая 1945 года.

Таков вклад, внесенный новыми свидетелями в реконструированную после 1945 года историю. С моей точки зрения, эти свидетельства практически ничего не добавили к ней в исторической перспективе. Подтвердился тот факт, что труп Гитлера был захоронен в бомбовой воронке во дворе имперской канцелярии. Судьба Мартина Бормана так и осталась неизвестной. Но, если эти свидетели ничего не добавили к моей истории о последних днях Гитлера, их свидетельства тем не менее пролили свет на другой важный предмет – на отношение русских к проблеме последних дней Гитлера. Уже в 1950 году, во втором издании этой книги, я смог очертить политику русских в этом вопросе. Теперь, получив новые данные, дополняющие мой рассказ, я могу завершить и эту историю.

Рассуждая теоретически, у русских в этом отношении не было больших проблем, так как все улики и свидетельства были у них в руках с самого начала. 2 мая 1945 года был захвачен бункер, в котором погиб Гитлер. Приблизительно в то же самое время русские захватили в плен – в пивной на Шенхойзераллее – ряд лиц из непосредственного окружения Гитлера, знавших факты. Двоих из этих лиц опознали уже на четвертый день. Сад имперской канцелярии, где было захоронено тело Гитлера, находился – и продолжает находиться до сих пор – под контролем русских. Более того, еще до захвата имперской канцелярии русским было со стороны немцев сделано официальное заявление о смерти Гитлера, а также неофициальные разъяснения относительно обстоятельств этой смерти. Это заявление было сделано генералом Гансом Кребсом.

Читатели этой книги узнают, что в ночь с 30 апреля на 1 мая 1945 года генерал Кребс был направлен в штаб русских с предложением о перемирии с Борманом и Геббельсом, которые де-факто выступали как преемники Гитлера. Но генерал Кребс был не только последним начальником Генерального штаба вооруженных сил гитлеровской Германии и свидетелем составления личного и политического завещания Гитлера – Кребс до войны был помощником немецкого военного атташе в Москве. Он бегло говорил по-русски и был лично знаком со многими высокопоставленными командирами Красной армии. Кребс всегда был горячим сторонником русско-германского сотрудничества, за что его однажды по-отечески обнял Иосиф Сталин. Таким образом, этот эмиссар, прибывший на советские позиции в первые часы после смерти Гитлера, не был незнакомцем ни для командующего фронтом маршала Жукова, ни для командующего 8-й гвардейской армией генерала Чуйкова