Последние дни царской семьи - [81]
– Хорошо, – сказал Государь, – но только прошу высказываться вполне откровенно.
Мы все очень волновались. Государь обратился ко мне первому.
– Ваше Императорское Величество, – сказал я. – Мне хорошо известна сила Вашей любви к Родине. И я уверен, что ради неё, ради спасения династии и возможности доведения войны до благополучного конца Вы принесёте ту жертву, которую от Вас требует обстановка. Я не вижу другого выхода из положения, помимо намеченного Председателем Государственной Думы и поддерживаемого старшими начальниками действующей армии!..
– А вы какого мнения? – обратился Государь к моему соседу генералу Савичу, который, видимо, с трудом сдерживал душивший его порыв волнения.
– Я… я… человек прямой,… о котором Вы, Ваше Величество, вероятно слышали от генерала Дедюлина (бывший дворцовый комендант, личный друг генерала С. С. Савича), пользовавшегося Вашим исключительным доверием… Я в полной мере присоединяюсь к тому, что доложил Вашему Величеству генерал Данилов…
Наступило гробовое молчание… Государь подошёл к столу и несколько раз, по-видимому не отдавая себе отчёта, взглянул в вагонное окно, прикрытое занавеской. Его лицо, обыкновенно малоподвижное, непроизвольно перекосилось каким то никогда мною раньше не наблюдавшимся движением губ в сторону. Видно было, что в душе его зреет какое-то решение, дорого ему стоящее!..
Наступившая тишина ничем не нарушалась. Двери и окна были плотно прикрыты. Скорее бы… скорее кончиться этому ужасному молчанию!..
Резким движением Император Николай вдруг повернулся к нам и твёрдым голосом произнёс:
– Я решился… Я решил отказаться от Престола в пользу моего сына Алексея… – При этом он перекрестился широким крестом. Перекрестились и мы…
– Благодарю вас всех за доблестную и верную службу. Надеюсь, что она будет продолжаться и при моём сыне.
Минута была глубоко торжественная. Обняв генерала Рузского и тепло пожав нам руки, Император медленными задерживающимися шагами прошёл в свой вагон.
Мы, присутствовавшие при всей этой сцене, невольно преклонились перед той выдержкой, которая проявлена была только что отрёкшимся Императором Николаем в эти тяжёлые и ответственные минуты…
* * *
Как это часто бывает после долгого напряжения, нервы как-то сразу сдали… Я как в тумане помню, что вслед за уходом Государя кто-то вошёл к нам и о чём-то начал разговор.
По-видимому, это были ближайшие к Царю лица… Все были готовы говорить о чём угодно, только не о том, что являлось самым важным и самым главным в данную минуту… Впрочем, дряхлый граф Фредерикс, кажется, пытался сформулировать свои личные ощущения!.. Говорил ещё кто-то… и ещё кто-то… их почти не слушали…
Вдруг вошёл сам Государь. Он держал в руках два телеграфных бланка, которые передал генералу Рузскому, с просьбой об их отправке.
Листки эти Главнокомандующим были переданы мне, для исполнения.
«Нет той жертвы, которой я не принёс бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России. Посему я готов отречься от Престола в пользу моего сына, с тем чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего – Михаила Александровича».
Такими словами, обращёнными к Председателю Гос. Думы, выражал Император Николай II принятое им решение.
«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от Престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно», – осведомлял он о том же своего Начальника Штаба телеграммой в Ставку.
Какие красивые порывы, – подумал я, – заложены в душе этого человека, всё горе и несчастье которого в том, что он был дурно окружён!..
* * *
Было около четырёх часов дня, когда мы выходили из вагона. На дебаркадере генералу Рузскому была подана присланная из штаба телеграмма о совершенно неожиданном для нас приезде в тот же день вечером из Петрограда двух видных членов законодательных палат: члена Государственного Совета А. И. Гучкова и члена Госуд. Думы В. В. Шульгина. С какой миссией едут они к нам во Псков? Мысль об этом осложняла обстановку, и нам казалось, что прежде чем на что-либо решиться бесповоротно, осторожнее было выждать прибытия упомянутых лиц.
Под влиянием таких соображений генерал Рузский вернулся в вагон к Государю, который, одобрив сделанный ему доклад генерала Рузского, повелел задержать отправку по назначению заготовленных телеграмм.
В ожидании прибытия депутатов из столицы я возвратился к себе в штаб; Главнокомандующий же решил остаться в своём вагоне на вокзале.
В штабе меня буквально разрывали на части; поминутно вызывали к аппарату из Ставки, где, видимо, очень тревожились неполучением определённого решения.
В этот период времени из Могилёва от генерала Алексеева был получен проект манифеста, на случай если бы Государь принял решение о своём отречении в пользу цесаревича Алексея. Проект этого манифеста, насколько я знаю, был составлен директором Дипломатической канцелярии при Верховном Главнокомандующем Н. А. Базили, по общим указаниям генерала Алексеева.
По получении проекта манифеста я немедленно отправил таковой генералу Рузскому в его вагон.
Автобиография написана Блоком для издания «Русская литература XX века» под редакцией В А. Венгерова (т. 2, М., 1915).
В январе 1918 года А. Блок создает самую знаменитую свою поэму — создает за несколько дней, в едином вдохновенном порыве. Обычно требовательный к себе, он, оценивая свое творение, пишет: “Сегодня я гений”. Напечатанная в феврале поэма вызвала бурные и противоречивые отклики. Многое в ней казалось неприемлемым собратьям по литературе. Но, несмотря на это, поэма Блока по праву заняла свое место в истории русской литературы, В “Двенадцати” Блок запечатлел образ той революции, в которую он верил, которая открылась ему в заревах пожаров, в метелях, в дыхании России.
«Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь – сродни душевным недугам и может быть названа «иронией». Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством».
«Торговая площадь с домом градоначальника в центре города. Утро. Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверьми. Окон на улицу почти нет, видно только несколько окон в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые камышом. Площадь начинает понемногу наполняться народом. У главных ворот дома градоначальника, которых помещается в низкой зубчатой стене под акацией, сидит домоправитель Хамоизит, длинный и тощий. Он не совсем пришел в себя с похмелья и мурлычет песню: „Пей, пей, подноси, пей, пей, подноси“…».
Незнакомка — героиня лирической драмы А.А.Блока «Незнакомка». Образ Незнакомки впервые появляется в стихотворении того же названия. В нем описывается «скука загородных дач» и пошлая обстановка пригородного ресторана. Этой прозаической картине противопоставлено нездешнее видение прекрасной Незнакомки, которая в одиночестве проходит меж рядами пьяных. Она наделена всеми возможными романтическими атрибутами: одета в «упругие шелка», на ней «шляпа с траурными перьями», «в кольцах узкая рука». Появление Незнакомки имеет двойственную мотивировку: среди присутствующих ее видит один поэт, но при этом поэт пьян, и видение может быть истолковано равным образом как хмельная галлюцинация.Лирическая драма «Незнакомка» (первоначально ее жанр определялся как «три видения», в окончательном тексте «видениями» называются действия пьесы) продолжала развивать противопоставление, на котором строилось стихотворение, между миром романтической мечты и действительностью.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.