Последние бои Вооруженных Сил Юга России - [143]

И кто знал, что Мелитополь врежется в память. Уж мы знали, что завтра уходим на рассвете по левому пути, от станции к станции, когда путь свободен; по правому пути идет зерно.

Этой ночью наш вагон был в дежурстве; после полуночи несли охрану снаружи Нашиванко и я, он со стороны вокзала, а я между нашим поездом и зерновым составом на последнем пути. Какой‑то вагон был там. Стал падать снег, так тихо, волшебно! Вспомнилась роща за Корпусом, на лыжах и тихий снегопад… Красота!

Что‑то показалось странное у конца нашего поезда, пошел туда по снегу, и не слышно. На другой стороне «зернового» какая‑то возня, взглянул под вагон — стоят четыре телеги, две уже загружены мешками, одна у вагона, и грузят в нее прямо из вагона, четвертая пустая, в очереди. Пролез я под соседним вагоном на ту сторону, вижу четырех мужиков — очень заняты, торопятся! Щелкнул затвором. «Стой, руки вверх, стрелять буду!» Видимо, не ожидали такого афронта, замерли… А что я с ними четверыми сделаю, если захотят, сомнут меня — но, видимо, не решились, кому‑то в брюхо пошла бы пуля! Вызвать наряд — дал выстрел в воздух! Через минуту уже тут был Нашиванко, затем все дежурство — десять человек! И командир пришел — я ему доложил по форме, что было, почему стрелял — мужики в плач:

— Родимый, так мы же не крадем, мы деньги платили! Все по совести!

— Кому платили? — рычит Окишев. — Грузи все обратно в вагон, потом говорить будем.

И вынул наган для острастки. В два счета все мешки были в вагоне, поработали мужики. Закрыли двери вагона.

— А кто пломбу сорвал? — спрашивает поручик Окишев, уже успокоившись.

— Он и пломбу снял, кто деньги брал.

— Кто такой? Откуда он?

— Сказал, что тут он старшой, что рядом стоит! Покуда грузили две подводы, что уже ушли, — он тут был.

— Каков был — говори, и отпущу вас.

— Должно быть, казак, повыше вас будет, усищи во какие!

— Пошел отсюда, Бога благодарите, что не расстрелял тут вас всех!

Видимо, кони поняли, в чем дело, — понеслись в темпе.

— Ребята — три минуты — окружите поезд, если он побежит — стрелять без жалости.

Командир взял с собою двоих и направился прямо к вагону, где был наш фельдфебель, кубанец, прежде инженерной роты кубанского войска. Командир с наганом в руке вошел в вагон, что были с ним, остались на площадке. Мы с Нашиванко, как положено, были каждый на своей стороне вагона — потому все слышали дословно. Там жило семеро, все были пьяны вдребезги. Половина уже спала. Кубанец, как нипочем, по форме приветствовал командира.

— Собирай вещи в мешок, ты арестован за продажу пшеницы — ты знаешь, что тебя ждет. Передаю тебя коменданту станции.

— Господин поручик, так что мы поделились поровну.

— С кем ты делился? — взревел Окишев и обложил его по–солдатски.

— Так что, поручик Кутепов знал, только просил, чтоб все шито–крыто было и быстро!

— Выходи! Скотина! Назначил четырех.

— Ведите на первый перрон и там меня ждите! Побежит — стрелять.

Под винтовками наперевес пошел кубанец. Приказал вагон запереть на замок.

— Утром — в наряд, чтоб чисто в вагоне было!

Командир всех отпустил, а сам отправился в свой вагон, где во второй половине жил Кутепов (офицеры, их было два, жили тоже в теплушке, но с большим удобством, чем мы). Что там говорили, мы не слышали, но через пять минут командир вышел, за ним поручик Кутепов с чемоданом. Только было слышно, что Кутепов сказал Окишеву:

— Ведь я племянник генерала!

— Это надо было думать раньше, объясняться будете у коменданта! — оборвал наш командир.

Обоих сдал командир коменданту станции под расписку и оповестил Нач–Во–Со о случившемся.

В шесть утра мы сдали дежурство, через полчаса полным ходом шли на юг. Наш вагон спал вплоть до остановки. Все было в прошлом; а вправо в степи было знаменитое имение Фальцфейна, по свежему снегу, по траве бродили громадные дрофы, поезд их не беспокоил — сколько их проходило тут; и ярко освещенные «курьерские» проносились тут на Южный берег Крыма. Мелькали станции одна за другой. Вот Чонгар — затем мост через Сиваш, станция Таганаш и к вечеру Джанкой. Подкатили на соседний путь с составом нашей 1–й роты: перекинув крючок на провода роты — и мы осветились ярким светом. Мы в Крыму!

Джанкой. Январь 1920 года. На первом пути — штабной поезд: много синих вагонов «первого класса», два салона видно. Вечером все залито светом. Строгая охрана: это поезд генерала Слащева–Крымского. Эту приставку он получил за оборону Крыма, все было в его руках — кто мог, тот уходил отсюда со своим составом в глубь Крыма — тут было очень строго. Если кого‑нибудь захлопали без разрешения в городе — наверняка отсиживали на «губе». Строго преследовалась спекуляция — однажды в городе было повешено десять солдат, висели два дня на площади!

Составы с зерном прошли на Феодосию и на Симферополь — здесь оставались только воинские эшелоны. Шла реорганизация воинских частей. Наша 1–я рота «Желбат-2» стояла тут. Наш поезд «сократили»: половину персонала перевели в роту и в штаб батальона — все из моего вагона ушли, но к нам влили более молодое «пополнение» во главе с Алексеем Воропаем — мы оба были рады снова встретиться! Компания подобралась очень хорошая, многих фамилий сейчас уже не помню, жили мы дружно и, главное, радовались тому, что нас все же от роты отделили — и послали на станцию Таганаш. База — то есть один пульман, четыре теплушки, вагон–кухня и вагон–склад — оставалась на станции, а боевой состав, то есть бронеплощадка, вагон–склад, паровоз и четыре контрольные платформы — каждую ночь выходил на позицию у моста через Сиваши или на станцию Чонгар — она была в то время головной, покуда еще шли эшелоны из Мелитополя. Каждую ночь выходила одна смена — 10 человек, другая отдыхала в базе; там же была и путевая команда из 20 человек. Покуда мы были при роте — питание шло из одной кухни — шрапнель (перловая каша), камса, такая мелкая рыбешка соленая, гнусное питание! На Таганаше наш хозяйственный каптер завел знакомство в поселке — и кормил нас хорошо. Днем на позицию приходил бронепоезд «Волк» — «знакомый» нам по Лозовой. Он ходил и до Ново–Алексеевки, покуда не закрыли в Крыму. Поручик Окишев обычно не выезжал с нами, покуда еще было движение с севера: телефон нас связывал с базой. Стоянки у моста были не тяжелы — тепло было в бронеплощадке тем, кто не нес службу снаружи: трое, по очереди — всегда были снаружи: двое впереди и один на паровозе: вахту стояли по два часа. Сменишься — и отогреваешься в площадке, и засыпаешь мгновенно! Одеты мы были хорошо, наружу в полушубках, в валенках, папахи…