Последнее жертвоприношение - [3]

Из-за стеллажей доносился приглушенный мужской голос, но с кем его дядя разговаривал, Руслан не мог понять. Потом дядин голос стих, послышались характерные пришаркивающие шаги, и он увидел Владимира Олеговича (или, как тот сам шутливо представлялся, Володимира Ольговича). На нем были рабочие брезентовые брюки и подшитый на локтях свитер. В руках - большая фарфоровая чашка с дымящимся напитком. Он слегка прихрамывал, так как одна нога у него была короче другой из-за перенесенного в детстве полиомиелита.

- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил он, прыгающей походкой приближаясь к Руслану.

Руслан только беззвучно шевельнул губами: ему совсем не хотелось ни двигаться, ни говорить.

- У тебя легкое сотрясение мозга, - продолжал дядя. - Ничего страшного. Несколько часов отдыха и подкрепляющее. Обязательно подкрепляющее, изготовленное по моему собственному рецепту. На-ка вот выпей, и тебе сразу станет лучше.

Он приподнял Руслану голову, просунув свои мягкие пухлые пальцы под его налившийся свинцом затылок, и поднес чашку к его губам. Пахучий пар защекотал Руслану ноздри. В чашке был прозрачный желтоватый напиток с цельными жесткими стеблями, переломленными в нескольких местах. Отхлебнув его, Руслан почувствовал, как приятное тепло распространяется по всему телу, прогоняя усталость и болезненную слабость.

Допив до конца, он снова прикрыл глаза и откинул голову на мягкий валик кресла. Его наполнила блаженная истома.

- Ну, теперь рассказывай, что с тобой случилось, - сказал дядя.

"Легко сказать - рассказывай!" - подумал Руслан, с трудом разлепляя веки. И все же он заставил себя собраться с мыслями и приступить к рассказу.

...Весь этот ужас начался несколько часов назад - Господи! всего несколько часа назад, а ему кажется, что его преследуют уже целую вечность; ему кажется, что этот страх уже застарел в нем, одряб и пошел морщинами, превращая и его самого в преждевременного старика. А ведь еще сегодня утром Руслан был самым обыкновенным парнем! Ничто не предвещало несчастья, день был обычным, не лучше и не хуже других. Он вернулся домой из школы, увидел, что входная дверь не заперта, и вошел без стука. И сразу его охватил легкий озноб. Был третий час пополудни, на улице стояла светлынь, на лестничной площадке было лишь немногим сумрачней, и потому непроглядный мрак, который ждал Руслана за дверью, был столь неожиданным и необъяснимым, что у него поджалась мошонка. Он словно бы с залитого солнцем склона вошел в пещеру, холодную, сырую пещеру, наполненную непроницаемой тьмой и невнятным шепотом. Впрочем, тьма не была непроницаемой. Когда его глаза привыкли к ней и он начал различать смутные очертания прихожей, он увидел, что двери в зальную комнату слегка приоткрыты и в щель пробивается неровный красноватый свет, как будто от свечей. Несколько мужских голосов, необыкновенно низких и лишенных интонации, непрерывно что-то бубнили. Те, кто был в комнате, даже и не слышали, что он вошел. Руслан почел за лучшее пока не выдавать своего присутствия. Потом он не мог объяснить себе, почему поступил так, но тогда это казалось ему правильным решением.

Руслан приблизился к приоткрытой двери и заглянул в нее. То, что он увидел, заставило его забыть обо всем на свете. Сперва, обнаружив в дверной щели смоляную тьму, он подумал, что окно в комнате завешено плотным одеялом, однако это было не так: ничего на окне не висело, и все же стекла были черными, как будто за ними стояла ночь. Ему показалось, что этот мрак образуется внутри комнаты, возможно даже исходит от горящих на столе свечей.

Посередине комнаты стоял большой овальный стол, вокруг которого сидело трое мужчин. Двоих он знал: это были его отец и приятель отца, Сергей Николаевич, который часто бывал у них; Руслан помнил его с тех пор, как помнил себя; он никогда бы не признался себе в этом, но временами он побаивался этого человека. Внешность у него была не просто запоминающаяся, а врезывающаяся в память: жесткое темное лицо, глубокие провалы вместо щек, кожистые складки под раздвоенным подбородком; глаза под густыми черными бровями сверкали, как антрацит; говорил он отрывисто и резко, почти не разжимая губ, и никогда не улыбался. Отец Руслана уважал его, как старшего брата, и приучил к такому же уважению своего сына.

Третий мужчина сидел к Руслану спиной, под его остриженным затылком выпирала тройная складка жира.

При первом же взгляде на своего отца Руслан понял, что тот чем-то расстроен. Обращаясь к Сергею Николаевичу, отец спросил глухо:

- Гунастр, ты уверен, что не ошибаешься?

- Так говорят кости, - твердо сказал Сергей Николаевич. - Жребий пал на твоего сына, Иггевальд. Твой сын должен умереть. Ты ведь знаешь, пришло время жертвоприношения. Мы больше не можем ждать, сегодня вечером последний срок. Если человеческая жертва не будет принесена, Велес придет в ярость. А это чревато самыми жестокими последствиями для нас.

- Но почему именно он? Зачем Велесу понадобился мой сын? - воскликнул отец.

- Ты ведь знаешь, что воля богов не подлежит обсуждению. Ты не должен терять головы, - жестко сказал Сергей Николаевич.