Последнее танго в Бруклине - [25]

– Рад, что хоть кто-то из приходящих к тебе на вид еще хуже меня, – прокомментировал Милт, когда она спустилась на два пролета по лестнице.

– А ты разве ее прежде не встречал? Я с нею уже пять лет работаю.

Милт помотал головой.

– Читал вот статейку эту, которую ты вывесил, и совсем уж было с ней согласился, а поглядел на матрону эту… по-моему, всем твоим теориям грош цена.

– Ничего подобного. К твоему сведению, она уже сбросила восемьдесят фунтов.

– Быть не может. Сколько ж в ней всего было?

– Послушай, у нее в физическом смысле все нормально, а это – из-за эмоционального срыва. И я постараюсь его снять.

– Ужасно интересно, доктор Фрейд. – Милт взял две гантели по десять фунтов, начал делать наклоны. – Прилежно повторяешь Мэрион, а?

– Умник нашелся, тоже мне. Как будто ты не в курсе, что физическое и эмоциональное состояние – вещи взаимосвязанные.

– Не спорю, не спорю, – заторопился Милт, переходя к шведской стенке. – Мне самому пришлось напряжение долго снимать, когда я вернулся из Голливуда.

– Ты и сейчас, чуть что – сразу в истерику.

– Да брось ты, вот тебе бы повозиться с тем, что мне каждый день полной ложкой хлебать приходится. Хоть с этой историей про Дона и Доуни.

– Ах да, как там дела?

– Любую газету открой, и пожалуйста, во всю полосу: ДОН ДОЛБАНУЛ ДОУНИ. Съемки из-за нее пришлось прервать, значит, убытков на миллионы.

– Так он ее раскурочил, выходит?

– Могло быть и хуже, но все-таки: нос сломан, синяки, пока все не пройдет, ей высовываться ни за что нельзя. И вся группа сидит, ее дожидается.

– Побыстрее, Милт, побыстрее. – Знает он этот его трюк, лишь бы заболтать Бена и ничего толком не сделать. – Ноги повыше, повыше!

Милт будто и не слышал.

– Ты когда из дома своего выезжаешь?

– Завтра. Почти все уже сложено.

– Сара никогда тебе этого не простит. Так она все хорошо придумала насчет тебя и Бренды, а ты все испортил.

– У Бренды квартира и правда отличная.

– Может, по этому случаю еще передумаешь?

– Обязательно бы передумал, если бы Бренду оттуда выселить.

Милт с хохотом спустился по лесенке и вытер пот с лица.

– Не ленись, Милт, а приседания?

Милт, впрочем, не спешил к ним приступать.

– Как Мэрион к этому отнеслась?

– А я ей еще не сказал.

– Трусишь?

– Нет, просто случая не было.

– А когда представится-то? Когда ждать адского пламени?

– Слушай, тебе же сказано: приседания. И хватит с меня твоих замечаний многомудрых, – раздраженно оборвал его Бен. Уж очень чувствительные струны задевает этот Милт; вот и насчет Мэрион, вовсе он не жаждет с нею по этому поводу объясняться. – Скажу ей сегодня вечером: она заедет, поможет мне паковаться.

Ключ дрожал у него в руке и никак не попадал в замок. Надо же, ведь в самый последний раз открывает он свой дом, вернувшись с работы, последний раз входит в этот холл. Завтра явятся рабочие, все вынесут, отвезут на склад, а он захватит с собой только письменный стол, тумбочку под ночник и лампу.

Его встретила нежная музыка, ага, значит, Мэрион уже пришла. Странно, что он не заметил перед домом ее машину.

Мэрион была в столовой, тщательно заворачивала в бумагу фарфор, который Бетти собирала много лет. К нему она стояла спиной. Высокая – почти шесть футов, светлые волосы коротко острижены, как любят подростки. Издали ее можно было за юношу принять, за баскетболиста какого-нибудь. Жаль, что она родилась девочкой. Часто Бен задумывался, а что если бы у них был сын? И каждый раз приходило чувство вины. Мужчина – существо ужасно самовлюбленное, ему подавай точную копию его самого. И все равно жаль, что мальчика у них не было, уж, во всяком случае, он бы на Мэрион совсем не походил.

Она обернулась, слегка испуганная.

– Господи, отец, я и не слышала, как ты вошел.

– Мэрион, ты меня когда-то папой называла. Зачем теперь так официально – «отец»?

– Это же одно и то же, разве нет? – Она говорила ровным, бесстрастным тоном, словно с пациентом. – Отец – тот же папа, только он стал старше годами, и к нему надо относиться с должным уважением.

– Очень признателен за разъяснение. – Он сделал кислую мину, но все-таки подошел к ней и поцеловал в щеку – Ну что, нашла что-нибудь, что тебе в доме пригодится?

– Да, вот фарфор мамин. Твоя хозяйка, можешь быть уверен, его все равно не оценит. Она ведь, кажется, совсем молодая?

Стало быть, уже в курсе дела, Сара постаралась, надо думать. Он, не отвечая, прошел на кухню.

– Почему ты молчишь, это секрет какой-то, что ли? – она двинулась за ним следом.

Бену противно было осознавать, что его так быстро заставили оправдываться.

– Какие секреты? Тут просто не о чем говорить. Я там пробуду совсем недолго, месяца два, пока не подыщу себе сносное жилье.

– Она ведь вдвое тебя моложе, отец.

– Ты тоже, Мэрион, и есть даже моложе, чем вы обе.

Она пристально на него смотрела сквозь очки в металлической оправе. Не выносил он этот ее взгляд. Под ним он чувствовал себя как школьник, которого поймали в ту минуту, когда он запустил в учителя бумажным катышком.

– Хватит ерничать, Мэрион. Она моя хозяйка, а не любовница.

– Тогда почему ты мне о ней не хочешь ничего сказать?

– А зачем, за меня ведь Сара все сказала.