Последнее путешествие полковника Фосетта - [6]

Над сельвой взошла луна, чудовищная и желтая, как на полотнах сюрреалистов.

Я представил себе, как выглядит храм ночью. Залитый холодным ртутным светом, он словно отлит из опалесцирующего стекла. Крутая, заросшая травой и кустарником лестница уходит в небо и тает в черной тени. Низвергнутые временем изваяния неведомых богов почти нельзя различить за деревьями и кустами. Они напоминают о себе лишь бликами сумасшедшего лунного света. Из низин тянет сыростью и запахом перегноя. Кричат обезьяны…

Когда я впервые увидел среди этих прекрасных и грозных памятников обезьян, они показались мне духами усопших, охранявшими развалины своих поселений. Они прыгали по широким искривленным ступеням, собирались на высокой террасе, пропадали в черной тени выпавших каменных блоков. А потом, испустив пронзительный крик, все разом цеплялись за лианы и исчезали под черным готическим сводом леса.

— Скажите, сеньор Альфонзо, а вы сами верите в древние финикийские поселения на Амазонке? — спросил я, набивая трубку черным венесуэльским табаком.

— Каждая встреча с таким вот сооружением, — он машет рукой в сторону пирамиды, — пробуждает во мне надежду, что когда-нибудь эта тайна будет раскрыта.

— Но возможно ли это? При столь примитивной технической оснащенности тогдашних мореплавателей…

— Что мы знаем о прошлом человечества! — горячо восклицает де Моран. — Мы постигли космос и атомное ядро, но забыли про историю. Время безжалостно, на то оно и время…

Мне не кажется удивительным, что жители Тира или Сидона добрались сюда на своих судах. Финикийцы — искусные мореплаватели, и их корабли лучше каравелл Христофора Колумба. Возможно… Я, во всяком случае, верю в древние города, как верил в них Фосетт. Но те, кто пытался вырвать тайну у сельвы насилием, погибали. Нужно ждать. Тайна откроется сама. Открылась же людям эта пирамида, простоявшая никем не замеченной двенадцать веков. Просто пришло ее время. А время древних городов еще не наступило. Будем ждать.

Я с интересом взглянул на де Морана. Это что-то новое. Археолог-фаталист

— такое в научной практике встречается не часто. Мне почему-то не захотелось продолжать разговор о поисках древних городов. Он почувствовал это. Я попытался перевести беседу на микробов. Но мне не удалось вернуть возникшую и оборвавшуюся между нами связь. Мой собеседник отвечал неохотно и вяло, он думал о чем-то своем. Поняв, что сегодня ничего путного не выйдет, мы отправились спать.

Я запомнил этот вечерний разговор только потому, что с ним у меня связано странное и острое ощущение. Раньше сельва казалась мне живой, таинственной силой, лишенной определенной формы и конкретности. Что-то вроде большой волны, которая накрывает вас с головой, и вы теряете представление, где низ и верх, начало и конец. Живая, но неразумная стихия, действующая сразу на все органы чувств. Этой стихийной силой можно восторгаться, можно ненавидеть или бояться ее, но ее нельзя понять. Она либо освобождает вас, либо покоряет, вы раб или властелин, но никогда вы не станете собеседником сельвы.

После разговора с де Мораном сквозь завесу лиан на меня глянули человеческие лица. У сельвы была история. Еще до. нашествия конкистадоров по этой земле ступали ноги наших далеких предков. Неужели здесь были города, построенные моряками Тира? Эту ночь я провел очень беспокойно. Странные сновидения, не имевшие никакого отношения к проблемам вирусологии, прерывали мой сон. Просыпаясь, я спрашивал себя, уж не заразился ли я археологической горячкой. Тусклая синяя лампочка под деревянным потолком моей комнаты молчала. Ответа не было. Я засыпал с тяжелым чувством, со мной происходило что-то неладное…

Через несколько дней, после длительных консультаций и споров с членами экспедиции, мы как-то незаметно оказались готовыми к штурму погребальницы. Новенькие, еще сохранявшие следы золотистого масла гидравлические подъемники были установлены у подножья пирамиды. От них тянулись тонкие стальные тросы, проникавшие через верхний вход в темное, пропахшее плесенью помещение Храма «Черного тукана». Концы тросов прикреплялись к анкерным болтам, ввинченным в каменную крышку погребальницы. Оставалось нажать кнопку электрического привода, и крышка поползет кверху. Чтобы предохранить шахту от попадания микробов воздуха, отверстие предполагалось закрыть простерилизованной пластмассовой пластиной, размеры которой точно соответствовали каменной крышке. После этого я должен был начать свое нисхождение в шахту, где последний раз нога человека ступала тысячу двести лет назад.

Я спускался один. Мы не могли войти туда вдвоем одновременно, так как вход был слишком узким. Каждая секунда потерянного времени грозила полной неудачей эксперимента. Микробы-современники не дремали, и нужно было отразить их сокрушительный натиск.

Мое одеяние напоминало облачение хирурга перед ответственной операцией; стерильный халат, защитная маска, перчатки, чехлы на ногах. Посуда и приборы, включая и маленький прожектор, были тщательно стерилизованы. Даже кабель, по которому поступало питание к прожектору, был обработан антисептическими химикатами.