Последнее пророчество - [2]

Кестрель Хаз вместе с прочими членами семьи стояла в толпе гостей. Семилетняя сестренка Пинто, беспокойная, как воробушек, вертелась и ерзала рядом. Обряд помолвки проходил на городской арене, где возвышалась древняя Поющая башня. В честь праздника основание башни украшали зажженные свечи. Легкий ветерок постоянно задувал их, и мать невесты, госпожа Грис, с большим рвением относившаяся к церемонии, потихоньку зажигала их вновь. Ветер заставлял Поющую башню гудеть нежным однообразным звуком.

Кестрель совсем не интересовал обряд; она слушала голос башни, и, как обычно, он успокаивал ее.

Пие Грис исполнилось пятнадцать, как и Кестрель. В сиянии свечей Пиа выглядела такой хорошенькой… Юноша, за которого ей предстояло выйти замуж, Таннер Амос, казался подавленным. «Зачем Пиа выходит за него?» – подумала Кестрель. Откуда она знает, что сможет любить его вечно? Таннер выглядел неуверенным в себе, робким и юным. Однако ему уже исполнилось пятнадцать – возраст, в котором молодые люди могут жениться. К тому же начинался сезон свадеб.

Кестрель нахмурилась, тряхнула головой и отвела глаза от юной пары. Внезапно она встретилась взглядом со старшим братом Пии – Фарло и осознала, что парень пристально смотрит на нее. Это рассердило Кестрель. Последние несколько недель Фарло повсюду таскался за ней и глядел с безнадежной тоской, словно хотел начать разговор и в то же время надеялся, что Кесс заговорит первой. А почему она должна разговаривать с ним? Кестрель нечего было сказать Фарло. С какой стати все должны искать себе пару? И ведь пока Фарло не начал так глупо таращиться на нее, Кестрель неплохо к нему относилась.

Девушка оглянулась и поймала пристальный взгляд своего брата-близнеца Бомена. Она почувствовала его настроение и внезапно осознала, что внимание Бомена тоже не занято обрядом. Брат думал о чем-то постороннем, что-то тревожило его.

Что случилось, Бо?

Не знаю.

Молодая пара начала произносить слова клятвы.

– Сегодня начинается наш путь… – робко и нерешительно говорил юноша.

Слова клятвы пришли из древних дней, когда племя мантхов кочевало по бесплодным землям. Многие гости неосознанно шевелили губами, повторяя знакомые фразы.

– Где будешь ты, там буду и я. Где останешься ты, там останусь и я.

Бомен начал осторожно выбираться из толпы. Кестрель заметила, что Пинто следит за братом, – сестренке отчаянно хотелось пуститься ему вдогонку. Пинто что-то тихонько сказала матери, и та кивнула, прекрасно понимая, что ее младшая дочка не способна долго стоять на одном месте. Пинто куда-то улизнула.

– Когда будешь ты спать, я буду спать рядом. Когда ты проснешься, я проснусь вместе с тобой…

Кестрель не последовала за Боменом. В последние дни ему все чаще хотелось побыть одному. Кесс не понимала брата, ей было обидно. Однако Кестрель слишком любила брата, чтобы жаловаться. Пусть себе делает, что хочет.

А молодожены тем временем произносили завершающие слова клятвы:

– Я проведу свои дни, слыша твой голос, а ночью я буду от тебя не дальше вытянутой руки. И никто не встанет между нами. Клянусь.

Юноша подал руку, и девушка взяла ее. Кестрель заметила, что рука матери сжала руку отца. Должно быть, мама вспомнила день своей помолвки. Внезапная грусть накатила на Кесс – новое, незнакомое чувство. Пытаясь остановить навернувшиеся слезы, девушка до боли вонзила ноготь указательного пальца в ладонь. «Почему мне так грустно? – гадала она. – Что плохого в том, что мои родители любят друг друга? Или это потому, что я сама никогда не хотела выйти замуж? Нет, дело не в этом. Здесь кроется что-то иное».

Гости окружили молодых и начали их поздравлять. Госпожа Грис задула свечи и сложила огарки в коробку, до следующего случая. Родители Кестрель направились к девятому каменному ярусу арены. Сегодня должно состояться городское собрание, надо спешить. Обряд продлился несколько дольше, чем ожидали. Бомена и Пинто нигде не было видно.

И тут Кестрель поняла, что за тоска гложет ее. Вовсе не одиночество; пока жив брат, Кесс никогда не будет одинока. Нечто гораздо более страшное коснулось Кестрель – предчувствие потери. Однажды ей предстоит потерять брата, а она не представляет себе, как сможет жить без Бомена.

Мы уйдем вместе.

Слова эти, эхо из прошлого, означали для Кестрель, что, когда придет неотвратимый смертный час, они умрут вместе. Однако предчувствие твердило об обратном. Один из них покинет этот мир, а другому придется жить дальше.

Пусть я умру первой.

Кестрель тут же устыдилась собственных мыслей. Тому, кто умрет первым, несказанно повезет. Неужели она хочет, чтобы любимый брат страдал, оставшись в одиночестве? Она сильнее Бомена. Она выдержит все.

Кестрель хотелось заплакать – причиной тому было не одиночество, еще нет, но уверенность, что когда-нибудь страшный день придет и она останется одна.

Мампо Инч сидел на обломках того, что некогда было городской стеной, и смотрел на темнеющий внизу океан. Если долго вглядываться, можно различить гребни самых больших волн, перекатывающихся под безлунным небом. Мампо тяжело вздохнул. Вот и еще один день позади, а он так и не смог произнести слова, которые долго обдумывал и запоминал. С тех пор как ему исполнилось пятнадцать, прошло уже одиннадцать недель и два дня. А со дня рождения Кестрель – четыре недели и четыре дня. Пять долгих лет Мампо любил Кестрель больше жизни. Мысль о том, что Кесс может выйти замуж за другого, была для него невыносима. И все-таки если бы он осмелился спросить ее, Кестрель наверняка бы ответила отказом. Сомневаться не приходилось. Они оба так молоды. Мампо и сам это понимал. Им еще рано жениться. А если кто-нибудь другой опередит его? Вдруг Кестрель тогда согласится? Мампо услышал позади шорох, обернулся и увидел внизу Пинто, перепрыгивающую с камушка на камушек. Для своего возраста девочка казалась маленькой и тонкой, как тростинка. Она была младше Мампо, поэтому юноша чувствовал себя с ней легко и свободно. Пинто никогда не осуждала его и не улыбалась, когда он говорил, как делали прочие. Она только обижалась, если Мампо называл ее Кнопкой – детским прозвищем. «Я уже не ребенок», – яростно заявляла Пинто, с негодованием уставившись на Мампо. Казалось, она вот-вот расплачется, хотя такого еще ни разу на его памяти не бывало.