Последнее предсказание Тауки - [5]

    В тишине вдруг раздался хруст. Мама ахнула и я чуть не повторила за ней - вилка в руке Томириса, сделанная из настоящего высокопроцентного серебра была сломана на две части. Он вслед за нами опустил глаза на обломки и осторожно положил их на тарелку, а потом резко отдернул руку и спрятал под стол.

    - Извините, - отрывисто произнес он, ни на кого ни глядя.

    Все неловко промолчали, и тогда Томирис поднял с колен салфетку, положил поверх сломанной вилки, поднялся и быстрым шагом вышел из столовой, не закончив ужина.

    В тот вечер меня так и не наказали, но я и сама настолько испугалась, причем неизвестно чего, что пообещала никогда больше не портить застолье подобными выходками.

    Чего я испугалась? До сих пор понять не могу. Со временем я убедила себя, что видела, как его глаза угрожающе сверкают и вроде он даже зло скалился. И возможно, мое общество ему было неприятно. Я немного чувствовала себя героиней - еще бы, довела такого легендарного злодея до того, что он не сдержал раздражения - и это я, пятнадцатилетняя выпускница школы! Ха-ха!

    Впрочем, больше он на ужин не являлся и я быстро о нем забыла, конечно, предварительно растрепав друзьям, что он вовсе не такой уж и страшный, как гласят слухи, я лично его вообще ничуть не испугалась, несмотря на его крайне агрессивное поведение. При этом все делали вид, что верят и никто вроде бы не расслышал в моем голосе дрожи.

    Итак, Томирис остался в прошлом.

    К тому же в те времена у меня были совсем другие интересы...

    Хотя, если уж совсем по правде, интересы были точно такие же, как сейчас, но мозгов, вынуждена признать, все же было поменьше.

    Я впервые в жизни влюбилась. Ему исполнилось семнадцать и он был кузеном Зормы.

    Никто никогда не знал и не узнал, что тогда, получив в ответ на свои признания от объекта своего обожания лишь скептическую улыбку, я решила предоставить ему единственное доказательство, которое должно было его убедить в том, что я настроена крайне серьезно - я решила подарить ему свою девственность.

    Мы с подругами много и часто болтали о том, что не родителям решать, когда и с кем мы познаем любовь, но для меня вся это болтовня была ни о чем. До этого момента. Припомнив, какие уверенные были у нас голоса и какие громкие лозунги звучали в тишине наших комнат над склоненными друг к дружке головами, я подготовила письмо, где назначила интимное свидание и отправила его своему возлюбленному.

    Целый день ничего не происходило - он мне не отвечал. Я места себе не находила. Переживала жутко! Неужели он меня отверг? Это невозможно! Но почему тогда молчит?

    Вечером меня срочно вызвали к отцу. В тот момент меня не волновало, зачем, я просто шла по коридору, тупо смотря перед собой и думала, что возможно, я совсем не так уж и симпатична, как считаю и возможно, кузен Зормы не увидел во мне того, что вижу я сама, глядя в зеркало. Возможно, мои ровные золотистые волосы кажутся ему чересчур желтыми, а серые глаза чересчур обычными? И говорят, что мужчины любят другую грудь, похожую на арбузы, то есть раз в пять больше моей...

    Подойдя к кабинету ближе, я вдруг услышала голоса. Мой отец быстро-быстро что-то говорил, причем таким тоном, будто извинялся. Надо же, никогда подобного не слышала. Папа всегда был образцом хладнокровия, даже на встречи со своими любовницами уезжал с таким видом, будто это тяжкая обязанность.

    Я была слишком рассеяна, чтобы подумать о том, что вообще делаю, поэтому просто подошла и постучала.

    Голос отца смолк. Раздались шаги и он открыл передо мной дверь.

    - Заходи.

    И не здравствуй, ни как дела.

    Впрочем, когда я вошла, сразу же забыла про отца. Перед его рабочим столом в полукруглом кресле расположился Томирис Хайде и в том момент, смотря в его глаза, я поняла, отчего его так боятся сильнейшие мира сего.

    ***

    Тряхнув головой, я уставилась на крошечные круглые пирожные, покрытые глазурью такого яркого цвета, что казалось, их покрасили масляными красками, и переключилась на карнавал.

    - Я буду желтую, сиреневую и пурпурную! - Зорма хлопнула ладошками. - И еще салатовую!

    Куль уже держала в руках салфетку с тремя шариками.

    Я выбрала черные, все четыре шарика, которые нашлись у продавца. На вкус они были почти горькие от шоколада, но мне как раз хотелось чего-то подобного - смешанного сложного вкуса, соединения противоположного, сладость, оттененная привкусом горечи. Или не хотелось?

    Я не могла разобраться, что мне нужно, а просто стояла и жевала эти пирожные, которые мне совсем не хотелось есть. Мне хотелось оказаться дома, подальше от карнавала и веселья, которое вдруг стало меня пугать, ведь тут, среди людей, ходили такие как Хайде - непонятные люди, выбивающие тебя из равновесия.

    Дожевать пирожные я не смогла и завернув салфетку, бросила ее в урну.

    - Извините меня, - перебила я Куль, чьи щеки были измазаны кремом. - Мне стало нехорошо. Простите, правда, я не хотела вам портить праздник, но мне нужно домой. Мне дурно. И завтра еще такой тяжелый день... прием.

    - А, - Зорма вдруг кивнула, как будто, наконец, поняла, что я имею в виду. - До Инжу наконец-то дошло, что завтра ей исполняется двадцать один, а это значит, что она попадает прямиком на брачный рынок следующего сезона.