Последнее письмо - [2]

— Ты когда замуж выйдешь? — в шутку спрашивал отец, и Олеся в тон ему отвечала — завтра! При этом думала, что муж ей в принципе не нужен — как не нужно новое зимнее пальто, зачем, если ей и в пуховике тепло? Телесные радости безотказно и быстро обеспечивал душ с гибким шлангом, деньги она худо-бедно зарабатывала. А зачем еще нужен муж? Чтобы полочку прибить? Так Олеся сама все умеет, у нее руки растут правильно — этот факт озвучила еще учительница труда в средней школе.

— А внука мне когда родишь? — любопытствовал отец, без особого, впрочем, интереса любопытствовал — и так, оказывается, бывает. Тут Олесе приходилось выстраивать куда более продуманную аргументацию, мысленную, но стройную, как ряд новеньких карандашей в коробке. Отцу-то хватало виноватой улыбки и обиженного: “Ну, папа...” Олеся не хотела детей, она много раз видела, как мучаются животные со своим потомством, и как тяжело они им достаются. Человеческие дети вгоняли ее в ужас и панику — неведомые, жестокие существа. Соседского мальчишку, который тушил спички о бок одичавшей от боли собаки, Олеся лично, за руку, оттащила в милицию — рука ныла потом несколько дней, а мальчишка написал на Олесиной двери ругательство, совершенно в ее случае неоправданное. Нет, внуков от нее папе было не дождаться — вот если только взять еще одного кота... А у Алешки была девочка, дочка Юляша, фотографиями ее заставлен весь дом — Юляша в пеленках, Юляша на утреннике, Юляша с папой на море... Отец видел в девочке явное сходство с Алешкой, но Олеся считала, он выдумывает — Юляша была словно срисована с Алешкиной жены Маши: луноликая, испуганно распахнутые черные глаза и легкая, красивая сутулость. Юляша присылала рисунки — “дарагому дедушки от Юляши 5 лет”: дистрофичные медведи и кошки с длинными мушкетерскими усами.

В тот день Олеся возвращалась из клиники позднее обычного — уже после шести привезли больную догиню, здоровенную мраморную красавицу — как водится, с пищевым отравлением. Олеся от души отругала хозяйку, потом подробно объяснила, как нужно лечить собаку. Заведут животное и даже не пытаются содержать его правильно — кормят чем попало. Догинина хозяйка, например, додумалась давать псине шоколадные конфеты. “Она их так любит!” Олеся все еще дрожала от ярости, хотя и догиня, и ее хозяйка давным-давно покинули кабинет. Мало того, что такая дурища, так еще и задержала Олесю больше чем на час — а еще надо зайти в аптеку. К счастью, рядом с клиникой есть круглосуточная.

Дверь в аптеку была распахнута, прямо у входа пищал и извивался пластиковый пакет с рекламой универсама “Наша марка”. Олеся наклонилась над пакетом и — так и есть — увидела кучку крохотных телец. Новорожденные котята, слепые и одуревшие от холода, бились в мешке, как птицы в клетке; пакет задубел от мороза. Олеся взяла “котов в мешке”, поднесла к аптекарше — та спряталась за стеклом, как будто это был щит.

— А я что могу сделать? Принесли, подбросили.

Олеся понимала, что аптекарша права — и все равно злилась и на нее, и на того бессердечного гада, что притащил малышей в аптеку — рассчитывал, наверное, что у кого-нибудь сердце дрогнет, да только что толку в этих содроганиях. Олеся злилась еще и на себя — она ничего не может сделать для этих несчастных созданий, дома — кот, неизвестно, как он отнесется к пришельцам, кроме того дома — папа...

— Как будто трудно было утопить, — пожала плечами аптекарша. Олеся процедила сквозь зубы названия лекарств, аптекарша подчеркнуто вежливо обслужила ее. Пакет извивался и голосил уже, кажется, из самых последних сил. Олеся заглянула внутрь и увидела, что один из котят больше не двигается и не пищит.

Телефона у них дома не было — в советское время долго стояли в очереди, да так она до них и не дошла. А сейчас, когда телефоны в свободном доступе, не было денег — честно говоря, они с отцом жили довольно скромно, конверты у клиентов она брать так и не научилась, разве что конфеты иногда принимала. Вот и еще один повод слегка пообижаться на Алешку — он в своем Хабаровске отнюдь не бедствовал, но денег отцу с сестрой не присылал, видимо, не считал нужным. В самых крайних случаях Олеся просилась позвонить от соседей — а отец говорил: “Мне и без телефона хорошо”. Сейчас, стоя с котятами на морозе, Олеся в очередной раз пожалела о том, что с домом нет связи — отец начнет волноваться, ведь в семь часов она строго возвращается из клиники.

Олеся сняла с себя шарф, закутала в него пакет и потом сунула за пазуху. Получилось здоровенное пузо — месяцев на семь, но Олесе это было неважно. Она дождалась маршрутку и поехала на другой конец города — к своей единственной подруге Тане.

Мертвого котенка Олеся быстро закопала в снегу — подальше от дороги. Она даже не успела посчитать остальных — от холода они слиплись в бело-серую, дрожащую массу. Ничего, вместе с Таней разберутся.

Таня открыла дверь не сразу, даже не улыбнувшись Олесе, обернулась тревожно в квартиру и потом вышла в подъезд.

— Я не одна, — шепотом объяснила она, и только тут Олеся заметила сливовый румянец на щеках подруги. Таня была одета в бархатный пиджачок, из квартиры напахивало теплом, и в глубине комнат кто-то отчетливо и громко спросил мужским голосом: “Ты скоро?”