Последнее новшество - [3]

Мама произнесла привычным тоном что-то вроде:

— Давай я добавлю тебе масла в горошек…

Но по голосу ее я понял, что она заинтригована, к тому же у нее было такое выражение лица, будто она хотела предупредить папу: “Не говори при детях!”

И точно, после десерта она отправила близнецов гулять, мне же удалось остаться только потому, что я упорно не двигался с места. Тогда-то папа и начал рассказывать.

— Поверишь ли, Лилиан, — обратился он к маме, — я мечтаю об этом с тех самых пор, как солдатом попал в Италию. Если б только ты могла увидеть уникальные фрески, полотна, рукописи этого человека… чертежи военных машин, орудия… Какую я мог бы написать книгу! — Он ласково погладил маму по руке и продолжал: — Спасибо, что ты позволила мне отложить немного денег. Это даст мне возможность увидеть Леонардо…

Я сидел за столом и пытался понять, о чем идет речь. Потом в конце концов решил, что папа, должно быть, собирается посетить могилу Леонардо.

Но тут папа сказал:

— Представь себе, я разговариваю с ним и вижу его, ну, прямо как тебя сейчас…

Потом родители заговорили о той машине, которую папа давным-давно собирал в комнате на втором этаже. Оказывается, раньше он уже построил одну машину вроде нынешней, которую изобрел, когда еще служил в Италии. Возвращаясь в Штаты, он сошел с поезда в Клу, во Франции, где да Винчи умер и погребен, и установил там свою машину в укромном месте, предварительно настроив ее на тысяча пятьсот девятнадцатый год. Когда же папа вернулся домой, он потратил пятнадцать лет жизни и все наши сбережения на постройку другой машины, которая каким-то образом взаимодействовала с первой. С помощью новой машины папа мог направить первую машину, куда и когда ему заблагорассудится.

— Дезинтеграция и воссоздание материи, — сказал папа, беря меня за руку. — Прости, Моди, я не должен был заставлять тебя работать, но уже сегодня вечером ты увидишь результаты этого самопожертвования…

Папины глаза засверкали, он энергично развел руки в стороны, смахнув при этом с буфета светло-синий кофейник. Тот грохнулся на пол, но папа ничего не заметил.

— …Сегодня вечером я представлю вам великого Леонардо во плоти!

Папа поднялся и величественно, словно был по меньшей мере лорд-мэром, отправился к себе наверх. Мы с мамой последовали за ним. Когда он закрылся в комнате на втором этаже, мы уселись перед дверью и принялись тихонько переговариваться. Мама рассказала уже известную мне историю о том, как перед войной папа работал уборщиком в инженерной лаборатории, как по ночам он бродил вокруг здания университета, как занимался на подготовительных курсах и еще во время войны брал уроки итальянского. (Даже близнецам было известно, что папа давно таскал домой обрывки проводов, осколки стекла и всякие железки, но никто из нас — даже мама — не знал, что происходило в комнате на втором этаже. Пока не было оснований думать, что нынче вечером что-то наконец прояснится.)

Мы слышали, как папа разговаривал сам с собой за дверью. Через некоторое время оттуда донеслись шипение и грохот, потом на полчаса все стихло. Когда я уже засыпал, за дверью послышались голоса. Один из них, несомненно, принадлежал отцу. Он громко и возбужденно говорил что-то на незнакомом мне языке. Они болтали без умолку, так что только около пяти утра мы с мамой наконец спустились по скрипучей лестнице и легли спать.

Утром папа сошел вниз и, прихватив из кухни какую-то еду, накрытую тарелкой, отнес ее в свою комнату. Потом снова спустился и сел завтракать вместе с нами. При этом он так много говорил и так быстро работал челюстями, что трудно было разобрать, ест он или говорит.

— Лилиан, это изумительный человек… он не простой смертный… Он вовсе не удивился, очутившись в моей комнате, увидев машину. Его не смутило то, что он перенесся сюда через столетия, за тысячи миль… А самое главное — мы без труда смогли беседовать друг с другом. Конечно, с того времени, когда он жил, язык немного изменился, но уже несколько минут спустя мы с ним болтали, словно закадычные друзья. Ему хочется со всеми здесь познакомиться, поглядеть на все своими глазами.

Мама положила папе на тарелку еще кусочек омлета и поинтересовалась:

— Радость моя, как долго он у нас пробудет? Я должна знать, когда мне отправляться за продуктами к бакалейщику.

— Лилиан, неужели ты не понимаешь, насколько все это важно? — многозначительно произнес папа. — И пяти минут не прошло, а он уже успел порассказать много интересного, сделал несколько набросков, заговорил о будущих экспериментах… Разве не ясно, как много все это для меня значит?

Мама спросила:

— Когда ты позволишь ему спуститься вниз?

Папа нетороплива дожевывал омлет. Наконец он сказал:

— Мне кажется, на втором этаже ему будет уютнее. Он согласился, что пока ему лучше не показываться на людях. Сначала его следует подстричь по-современному, а также подобрать ему приличествующую одежду. Вы бы видели его бороду!

Сейчас мне представляется, что папа хотел использовать синьора да Винчи исключительно в личных целях. Он без устали записывал все, что говорил гость, так что вскоре в нашей столовой всюду лежали исписанные листки бумаги. Папа даже сказался на работе больным лишь бы все время неотступно находиться при синьоре да Винчи. Насколько мне известно, он никогда не давал гостю никаких технических справочников, которые тот просил. Действительно, у нас в Штатах раздобыть такие книги на итальянском языке трудновато. Кроме того, у бедного синьора да Винчи не было ни металла, ни красок, ни других материалов. В конце концов мы с близнецами начали украдкой таскать в дом разные вещи, нужные в работе.