Последнее лето в национальном парке - [29]

— Тогда ты должен любить «Клуб путешественников». Видеть мир глазами Сенкевича — любимое развлечение всей страны.

— В последние годы я смотрел программу «Время», футбол и английские детективы, если удавалось.

Я оживилась, потому что английские детективы были и моей слабостью. Французские детективы меня раздражали, потому что в их основе всегда лежало национальное «Шерше ля фам», и причиной всех преступлений служил, как правило, заурядный адюльтер. Мы прошлись по литературному интервалу от Честертона до Маклина — последний автор и был моей главной слабостью.

У восемнадцатого столба был молодой соснячок с ведьмиными кольцами, но мы свернули по тропинке у семнадцатого столба, и уже через минуту я прикидывала объем работ в ближайшем черничнике.

Как оказалось, сбор ягод Андрея Константиновича вовсе не интересовал, и он откровенно бездельничал под сосной, обсуждая со мной англоманию, как занятное явление в российской жизни, начиная с пушкинских времен. Тема разговора сменилась внезапно.

— Марина! Ты совершенно напрасно возводишь всяческие фортификации. У тебя все равно ничего не получится, потому что ты моя женщина.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Знаешь, я запросто останавливаю боль у своих пациентов, но никогда не мог делать это с близкими людьми — исчезает нужная психологическая дистанция. На Кавене мне вдруг пришло в голову, что я никогда не смогу сделать это и с тобой. Я также беззащитен сейчас, как и ты, но мне это нравится.

— Я приму информацию к размышлению.

— Я подожду результатов, — сказал он, а дальше просто молчал и смотрел, как я собираю ягоды, и некоторое время я еще пыталась продолжить свое в меру увлекательное занятие, но оно требовало определенной сосредоточенности, а ягодки черники вдруг стали прятаться от моих рук под блестящими кожистыми листиками. Тогда я подошла к Андрею и села рядом, а когда знакомые руки коснулись меня, то я уже ничего не видела, кроме его губ.

— Помилосердствуй, Марина, иди лучше собирать чернику, — весело произнесли эти губы через некоторое время, — я и так двадцать четыре часа в сутки думаю, что там у тебя под джинсами.

— Расписной русский рай, — процитировала я с искусственным придыханием бравого красноармейца Исаака Бабеля, — но это такой же жестокий обман, как цветок росянки.

— Ну, ты и юннат! — засмеялся Андрей.

— Ничего подобного, деловой обмен информацией.

— Моменты, когда ты переходишь от обороны к нападению, просто восхитительны, — сказал он, — где там твоя косичка?

— Хочешь дернуть?

— Не бойся, я перестал заниматься этим вскоре после твоего рождения, все девочки тогда разом постриглись. С тех пор и любопытствую.

Он расплел мои волосы, и я не ушла, но то, что удалось собрать к моменту возвращения домой, сиротливо перекатывалось на дне банки. Вопрос о жизни на Марсе уже не стоял — жизнь была везде, под каждым листочком и камушком Пакавене, и все суетились, добавляя в зеленое и голубое розовенькие краски, наспех сколачивая картонные щиты, имитирующие каменную рустованную кладку, и подсаживая цветущие кустарники на задний план сцены, а героиня учила роль в непосредственной близости от героя, настраивая свою скрипочку на высокий открытый звук, чтобы основная мелодия новой пьесы не перечеркнулась бы завуалированным пением альтов, рвущим душу пиччикато виолончелей и ничего не значащими фразами. То, что исполнительница главной роли оказалась лет на десять старше своей героини, меня немного смущало, но, в конце концов, такое уж лето, доктор, выдалось!

Все заинтересованные лица в деревне были уже в курсе последней новости, и когда я пригласила Андреяна обед в беседку Вельмы, его тут же включили в элитный круг Верхней Пакавене, и Баронесса пригласила его с собой на консультацию к больному ребенку в Нижнюю Пакавене.

В Нижней Пакавене вчера появился Гядик, поджарый плейбой из республиканской столицы, которому Наталья Виргай привезла этим летом для его подпольной портновской деятельности старинный промышленный оверлок, считавшийся уже в писаных правилах частной, а не личной собственностью. Его полное имя Гедиминас звучало по здешним меркам героически, и он был племянником какого-то важного духовного лица. Прежнюю профессию племянника никто так и не узнал, а все последние годы он отменно шил джинсы, выдавая их за импортные. Материал и фурнитура поставлялись из-за границы баскетболистами республиканской сборной.

В Пакавене его не любили, потому что он постоянно мял покосы своим автомобильчиком и растрепывал стога сена, устраивая там свои частые неофициальные свадьбы. Мужики как-то подложили в покосы с десяток граблей, и Гядик проколол все четыре шины одновременно. Разборка кончилась в пользу агрессора, так как Гядик помахал перед мужиками хорошо отполированным пистолетом, а те и струхнули, не зная, что пистолет, случайно найденный Гядиком в старом окопе, не имел практического значения из-за отсутствия внутри нужных винтиков и шпунтиков.

Его отношения с нашей Натальей Виргай, таскавшей за собой на долгий учительский отдых швейную машинку «Веритас», были таинственными, но сугубо деловыми. Ее же подруга Надежда, пользовавшаяся моей посудой, очень не любила Гядика, поскольку при мужественном облике имела весьма нежное и чувствительное сердце и обожала период ухаживания. Однажды она вернулась домой, измазанная в грязи по самую макушку, и рассказала жуткую историю, как Гядик предложил ей покататься по окрестностям, но в машине начал атаку, не предупредив вздохами и поцелуями. Вырваться из машины удалось, но разгоряченный Гядик настиг ее в мокрой пашне, они крепко подрались, и с тех пор бывали в гостях у Натальи в разное время.