Последнее дело Коршуна - [74]

* * *

Из кабинета полковника Зиночка вышла сама не своя. Мысль, что Виталия Андреевича в чем-то подозревают, — может быть, даже в убийстве Нины Владимировны, — не оставляла ее. «Я забыла сказать, что я поставила боты чистыми, а взяла их грязными. Кто-то выходил в них». А рядом билась назойливая мысль: «Зачем он меня таскает всюду с собой? Неужели любит?»

Но тут же она припомнила черточки холодного, а порой и пренебрежительного отношения к ней Виталия.

Особенно это стало заметно в последнее время. Его былая нежность превратилась во что-то страшное. Он же издевался! Неужели мама была права, когда так ненавидела его? Почему сбывается ее предсказание?

И все-таки сердце не хотело обвинять.

Нет! Нет! Он не такой! Он плакал при известии об убийстве Нины Владимировны. А сколько участия он принимал в судьбе Зиночки! Перевел на другую работу, как студент, бегал встречать каждый вечер с работы. Выхлопотал путевку и… приехал в Лобаново к ней, Зиночке, не воспользовался таким отдыхом, как санаторий в Сочи.

И потом… сын. Его сын.

Нет. Не может быть. Полковник так же ошибается сейчас, как и в первый раз. Они же сами его тогда и отпустили.

Узнав о том, что Куренева вернулась, Сидоров тотчас явился к ней в палату, увел в свой кабинет и, запершись на ключ, приступил к допросу:

— Ну, что сказали в городе?

— Что вы от меня хотите?

— Ну как же, Зиночка, я, как директор курорта, должен знать. А может быть, вас в чем-то подозревают?.. Может быть вы занимались спекуляцией?..

Зиночка вскочила со стула, готовая дать пощечину.

— Выпустите меня отсюда…

— Успокойтесь, Зиночка. Сначала вы мне расскажете все, о чем разговаривали с полковником и что с вами было в Пылкове.

— Я сейчас закричу, — пригрозила она. — И потом… пожалуюсь мужу…

— Не будем преувеличивать, Зиночка, он вам далеко не муж…

Зиночка бросилась к двери и забарабанила кулаками. Михаил Львович испугался последствий такого буйного протеста.

— Зиночка… Зиночка, я пошутил… Сейчас выпущу. Идите к своему мужу, он вас ждет. Идите, я вас не держу.

Он открыл дверь, и Зиночка с плачем выскочила из кабинета. «До чего я дожила!»

Она удивилась, узнав, что Виталий перебрался на новую квартиру. Туда ее отвела хозяйка.

— Ну, что там у тебя случилось? Сколько я должен ждать? — неприветливо спросил Виталий.

«Неужели он не знает, что я задержалась не по своей воле?»

— А тебе Михаил Львович разве не говорил? За мной приезжал полковник.

— Знаю. Ну, рассказывай, что у тебя с ним там за любезности были.

Зиночке стало страшно от этого барского окрика. «Как с последней уличной девкой обращается».

Виталий стоял перед ней огромный, чуть не касаясь головой потолка. Черные волосы растрепались. Руки — глубоко в карманах брюк. Голова опущена, сросшиеся брови нависли тучей.

Хотя полковник предупредил ее о том, что она должна молчать о разговоре в отделе госбезопасности, но под гипнотизирующим взглядом и постоянными окриками она стала медленно, заикаясь, рассказывать. Об одном она умолчала: о ботах. Инстинкт подсказал ей, что об этом надо молчать, даже под страхом смерти.

— Они тебя в чем-то подозревают, — закончила она.

В ответ на это он громко, издевательски расхохотался.

— Подозревают!.. Пусть попробуют доказать! Пусть!

Зиночка, не мигая, смотрела на его исказившееся лицо. От ужаса она не могла пошевельнуться. «Нет. Ты не мог стрелять в Нину Владимировну! Ты ее любил. Она спасла твою жизнь. Ты герой книги „Дорогою подвига“, а не убийца. Я знаю, тебе было бы легче отрубить свою руку, чем поднять ее на твою любовь, на твою спасительницу. Ты же плакал о ней! Нет! Ты не убийца!»

— Чего ты вылупила зенки? Или не видела?

«Эх, чёрт. Надо было ликвидировать эту дуру. Тогда бы все концы в воду. Пожалел… на свою беду!»

Теперь он угрожающе наступал на нее. Зиночка даже ощутила, как он сжал в кармане железные кулаки. «Ударит — убьет!»

— Они сами убили Нинку, а теперь ищут виноватых! И ты с ними?!.

Дробот уже потерял человеческий облик. Он озверел и трясся, как в ознобе, махал перед ее лицом волосатым кулачищем.

«Он! Он! Он!» — громко выстукивало сердце, а с посиневших губ сорвалось:

— Нет! Нет!

Зиночка вдруг вытянулась, закачалась и грохнулась со скамейки на пол.

Очнулась она от неприятного ощущения мокрого холода. Виталий Андреевич растирал ей грудь полотенцем.

— Котик что с тобою?

Она зашлась навзрыд тяжелым плачем. Пропала, безвозвратно пропала ее молодость! И для чего? Идеал ее оказался призраком. Она бросила свое счастье под ноги кому? Убийце!

Зиночка с омерзением и брезгливостью смотрела на волосатые руки, которые скользили по ее мокрой груди. «Зачем я вернулась? Надо было послушаться маму и больше сюда не приезжать».

Она села на лавку. Виталий приблизился к ней и обнял за плечи. Ей хотелось вырваться, выскочить, побежать. Но она не сделала ни единого движения.

— Котик… Ты на меня не сердись. Я немножко погорячился… Ты же знаешь, как мне дорога память Нины, а тут вдруг такое обвинение. Помнишь, чем кончился мой арест в первый раз? И теперь в МГБ разберутся. Но пока я в Пылков поехать не могу.

Он заметил, что Зиночка отодвигается от него. «Неужели она вышла из-под моего влияния?» Но верить этому не хотелось. Вместе с Зиночкой от него уходила последняя надежда восстановить оборванные арестами связи.