Последнее дело Коршуна - [6]
Пелагея Зиновьевна открыла дверь, и в кухню ворвалась шумная ватага веселых людей.
— С праздником, мамаша!..
— С праздником!..
— А где же Зиночка?
— Где она? Там?
Пелагея Зиновьевна не успела ответить, как один из гостей — высокий, красивый, в котором мать по описанию Зиночки сразу узнала Виталия Андреевича, — тремя шагами перемахнул кухоньку и взялся за ручку приоткрытой двери.
— Сейчас я раздобуду эту злодейку.
Приехавшая тоненькая женщина с комическим ужасом бросилась за ним.
— Виталий Андреевич! Разве можно? А вдруг она неодета.
Дробот изобразил на лице раскаяние, опустил руки по швам, как нашаливший школьник, и смиренно потупил глаза.
— Виноват, Вероника Антоновна, по младости, по глупости… Велите миловать.
— Что с ним делать, Павел Михайлович? — легко, как балерина, повернулась Калинович ко второму спутнику. — В самом деле, что ли, помиловать ради праздника? Так и быть, — она кокетливо улыбнулась Виталию Андреевичу. — Но если вы опять будете плохо вести себя, то, честное слово, пожалуюсь Марии Васильевне.
Дробот продолжал разыгрывать смирение.
— Исправлюсь. Подрасту и исправлюсь.
Пелагея Зиновьевна молча наблюдала за этой сценой. Виталий Андреевич дурачился и заигрывал с Вероникой — или как ее там? — и слава богу, что с ней, а не с Зинаидой. Такой ухарь кому хочешь голову заморочит.
Зиночка появилась перед гостями во всем блеске. Вероника Антоновна даже всплеснула руками.
— Хорошо! Очень хорошо, — крутила она Зиночку во все стороны. — Где ты шила? И складки у плеча, и вышивка — все к месту. Прелестно! Только зачем ты шею закрыла? В твоем возрасте я делала декольте…
Она хотела показать, какой вырез делала лет пятнадцать назад, но тут вмешались мужчины.
— Вероника Антоновна! Опаздываем, — застонал Павел Михайлович.
— Округляйте, округляйте сборы, — поддержал его Виталий Андреевич.
Вероника Антоновна одарила всех чудесной улыбкой, блеснув ровными, будто фарфоровыми зубами. Все в этой женщине было маленькое, подобранное и слегка искусственное. Длинные, загнутые ресницы. Пышные, почти естественные локоны, падавшие на плечи из-под модной шляпки; тонкие полукружия бровей и яркие, цвета моркови губы.
— Мы уже готовы!
Виталий Андреевич помог Зиночке надеть пальто. Возле дверей он бросил взгляд на ее ноги.
— А боты! В своих лаковых пропадешь.
Совет оказался уместным. На улице им в лицо дохнуло мокрым холодом.
— Собачья погода, — пробурчал Виталий Андреевич, отворачиваясь от ветра.
На земле был праздник. Дома сверкали огнями. Сквозь слезившиеся окна прорывались песни и звуки баянов. Несмотря на дождь, по улице сновала масса прохожих.
А в хмуром небе доживала свой век нудная осень. Угрюмые тучи прижимались к самой земле и роняли мелкие, частые слезинки на сияющие дома, на радостно возбужденных людей. Вода омывала крыши, тротуары и мутными потоками мчалась по каменной мостовой, проваливаясь сквозь решетки водостоков.
Веселая компания наполнила шумом квартиру заведующего промышленным отделом обкома партии. Николай Севастьянович, здороваясь с гостями, шутливо упрекнул их:
— Дом народного творчества без опозданий не может. Порядочные люди уже давно первый бокал осушили.
Пропустив гостей в столовую, он задержал Виталия Андреевича в коридоре:
— А почему Мария Васильевна не приехала?
— Ты же знаешь, она стойкая домоседка. Звал, не пошла. Да и Татьяну не с кем оставить. Домработница уехала в деревню.
— Напрасно ты без жены. И дочка не помешала бы. Может быть, съездить за ними?
— Ерунда. Не поедет, да еще и обидится. Я, мол, говорила, а ты свое.
— Ну, тебе видней, — неохотно согласился Николай Севастьянович.
Виталий Андреевич дружески потрепал его по плечу.
— Не делай из этого истории. Пойдем. В компании секретов не бывает. Гости могут обидеться, — и он первым прошел в комнату, навстречу приветливо улыбавшейся хозяйке.
Вечер удался на славу, — так, по крайней мере, казалось Зиночке. Справа от нее сидел лейтенант с ниточкой черных усов над тонкой верхней губой. Но, отвечая на шутливые вопросы своего соседа, Зиночка не переставала смотреть на Виталия Андреевича, сидевшего напротив нее, рядом с Вероникой Антоновной.
Сегодня он был в ударе. Его рассказам, шуткам, остротам не было конца. Принимая самое деятельное участие в общем веселье, он ни на минуту не переставал игриво ухаживать за своей соседкой. Следил, чтобы у нее не пустовали рюмка и тарелка. Должно быть поэтому раскрасневшаяся Вероника Антоновна смеялась особенно охотно. Вот Виталий Андреевич, наклонившись к ее уху, начал что-то нашептывать. Калинович громче обычного смеялась, отрицательно качая головой и заслоняя ладонью свой бокал.
Зиночка немного завидовала Веронике Антоновне и не могла понять, как можно в чем-то отказывать, если на тебя так смотрят его глаза.
Виталий Андреевич все продолжал говорить что-то. Теперь его лицо казалось обиженным. Вероника Антоновна тоже перестала улыбаться. Она сняла руку с бокала и рассеянно теребила тонкую нитку жемчуга на черном шелке платья.
Видимо забыв, что он уже налил из одной бутылки, Виталий Андреевич долил бокал своей дамы из графина, в котором плавали корочки лимона.
