Последнее дело - [5]

— Что же он сделает?

— То, что сделал бы я.

— А что бы вы сделали?

— Заказал бы экстренный поезд.

— Но ведь это будет поздно.

— Нисколько. Наш поезд останавливается в Кентербёри, а до отхода парохода проходит по крайней мере четверть часа. Он догонит нас там.

— Можно подумать, что мы преступники. Прикажите арестовать его сейчас же по приезде.

— Это значило бы погубить работу трех месяцев. Мы поймали бы крупную рыбу, а мелкая ушла бы из сети. В понедельник мы поймаем всех. Нет, арест немыслим.

— Что же нам делать?

— Мы выйдем в Кентербёри.

— А потом?

— Потом проедем по соединительной ветви в Ньюгавен, а оттуда в Диепп. Мориэрти опять сделает то же, что сделал бы я. Он проедет в Париж, заметит наш багаж и будет поджидать нас дня два в помещении для хранения багажа. Мы же в то время приобретем пару ковровых мешков, поощрив таким образом промышленность тех стран, по которым путешествуем, и спокойно проедем в Швейцарию через Люксембург и Базель.

Я слишком привычный путешественник, чтобы потеря багажа могла серьезно обеспокоить меня, но, признаюсь, мне было неприятно скрываться и укрываться от человека, за которым значилось столько страшных преступлений. Однако было очевидно, что Холмс понимал наше положение лучше, чем я. Поэтому мы вышли в Кентербёри, где узнали, что поезд в Ньюгавен отходить только через час.

Я смотрел несколько печальным взглядом вслед быстро исчезавшему поезду, увозившему мой багаж, когда Холмс дернул меня за рукав и указал вдаль на линию железной дороги.

— Видите! Уже! — сказал он.

Вдали, среди Кентских лесов, виднелась тонкая струя дыма. Минуту спустя на открытом пути, образующим изгиб станции, показался мчавшийся паровоз с одним вагоном. Мы еле успели спрятаться за грудой багажа, как он с шумом и грохотом пролетел мимо, обдав нас струей горячего пара.

— Вот он проезжает мимо, — сказал Холмс вслед вагону, покачивавшемуся и подскакивавшему на рельсах. — Как видите, есть граница догадливости нашего приятеля. С его стороны была бы нужна необыкновенная проницательность для того, чтобы вывести то заключение, к которому пришел бы я и на основании которого я стал бы действовать.

— А что бы он сделал в случае, если бы ему удалось догнать нас?

— Нет ни малейшего сомнения, что он попытался бы убить меня. Однако, эту игру могут вести два игрока. Теперь вопрос в том, позавтракать ли нам здесь раньше обыкновенного времени или поголодать до тех пор, пока доберемся до буфета в Ньюгавене.

В эту ночь мы доехали до Брюсселя и провели там два дня, а на третий отправились в Страсбург. В понедельник утром Холмс телеграфировал лондонской полиции, и вечером, когда мы возвратились в гостиницу, мы нашли ожидавший нас ответ. Холмс разорвал телеграмму и с проклятием швырнул ее в камин.

— Так и должно было ожидать! — со стоном проговорил он. — Он бежал.

— Мориэрти!

— Поймали всю шайку, за исключением его. Он ускользнул. Конечно, раз меня нет, некому было бороться с ним. Но мне казалось, что я дал им в руки все необходимое. Я думаю, вам лучше вернуться в Англию, Ватсон.

— Это почему?

— Потому что теперь я опасный товарищ. Этот человек потерял все дело своей жизни. Он пропал, если вернется в Лондон. Если я верно понимаю его характер, то он употребит всю свою энергию на то, чтоб отомстить мне. Он высказал это во время нашего короткого свидания, и я думаю, что он сдержит свою угрозу. Я очень советую вам возвратиться к своему делу.

Конечно, старый военный и в то же время такой старинный друг, как я, не мог согласиться на подобного рода просьбу.

Полчаса мы проспорили об этом вопросе в столовой гостиницы в Страсбурге и в ту же ночь поехали дальше в Женеву.

Целую неделю мы бродили по прелестной долине Роны и затем через проход Жемми, еще покрытый глубоким снегом, пробрались в Интерлакен и Мейринген. Места были удивительно красивые; свежая весенняя зелень внизу представляла яркий контраст с девственной белизной снега вверху. Однако, я ясно видел, что Холмс ни на одно мгновение не забывал о тени, омрачившей его жизнь. В альпийских деревушках, в уединенных горных проходах, повсюду по его взглядам, пристально устремлявшихся на лицо каждого прохожего, я видел, что он убежден, что где бы мы ни были, нам не избежать опасности, следовавшей за нами по пятам.

Однажды, помню, когда мы проходили через Жемми и шли вдоль края меланхолического озера Даубен, с вершины горы оторвалась громадная каменная глыба и упала в озеро позади нас. В мгновение ока Холмс подбежал к горе и, поднявшись наверх, вытянул шею и стал осматриваться во всех направлениях. Напрасно уверял его проводник, что падение камней весной обычное явление в этой местности. Холмс ничего не сказал, но посмотрел на меня с видом человека, который видит исполнение своих ожиданий.

Но несмотря на постоянную бдительность, он никогда не бывал в подавленном состоянии. Напротив, я не помню, чтобы мне когда-нибудь приходилось видеть его в таком веселом настроении. Он постоянно возвращался к разговору о том, что если бы он мог убедиться, что общество освободилось от профессора Мориэрти, он с радостью закончил бы свою карьеру.