После зимы - [35]

— Это не твоё, ты не такой, — повторял он. — Ты никогда не впишешься в их среду, всегда будешь чужим. У тебя уже есть прекрасная карьера в Университете, честно заработанное уважение, наука, люди рядом, которые понимают и разделяют твои взгляды. Ну, зачем тебе это, ребенок, зачем?

Отец никогда не скрывал пацифизма и упорно нес эти убеждения в классы к своим ученикам. Оттого и не сделал существенной карьеры.

— Ты — герой, у тебя есть орден. Этого вполне достаточно, чтобы никто не посмел тебя упрекнуть.

Кай слушал не то чтобы вполуха, но как человек, который всё для себя решил. Он уже знал размер стипендии. Половину Маэда будет отсылать родителю, чтобы тот мог позволить себе отказаться от репетиторства и заняться садом, как давно хотел. Садом, состоящим из двух яблонь и пионового куста, и хозяйством — тремя курами экзотической породы, красивыми как тропические птицы, и совершенно ручными.

В следующий раз они встретились, когда началась война с Ситтори. Папа места себе не находил и надо было его срочно успокоить. Маэда вырвался в отпуск ровно на 48 часов.

— Я буду служить в Штабе войск, не на передовой, не волнуйся, — говорил он, сжимая в ладони по-девичьи тонкое запястье отца. — Со мной точно ничего не случится. Я буду писать, обещаю.

Поезд, гремя колесными парами и лязгая сцепками, медленно подходил к перрону, ветер гнал по деревянному настилу первые желтые листья, отцовские веки, полупрозрачные и морщинистые мелко подрагивали от подступающих слёз.

— Ну перестань, пожалуйста. Меня бы все равно призвали бы, пап, ну все равно было бы то же самое. Ты, главное, не волнуйся.

— Ах, горе-то какое, — повторял господин Маэда-старший, кусая серые тонкие губы…

От него совсем как в детстве пахло табаком, газетами, а еще свежевыстиранной и накрахмаленной рубашкой. Кай его обнял и ужаснулся, какой тот всё-таки уже старенький. Совсем недавно ведь был крепким дядькой и внезапно превратился в щуплого старичка…

— Маэда, не спать!

Голос капитана Яно выдернул Кая из воспоминаний, как последнее моченое яблоко из кадушки — наугад, но цепко.

Императрица погасила светильник и возвращалась, осторожно ступая по скользким половицам.

— Всё? Это и вся церемония была? — спросил особист. — В одном не откажешь ситтори — в экономии на богах и предметах культа.

Государыня снова пропустила его слова мимо ушей, она разглядывала Маэду, будто видела его впервые.

— С вами всё в порядке, капитан?

— Абсолютно.

— Вот и хорошо. Возвращаемся?

И тут капитан Яно сделал то, чего Кай никак не мог предугадать. Особист деликатно кашлянул и предложил:

— Если пообещаете не делать глупостей, то можете прогуляться к дворцу Вселенского… чего-то там, короче, к главному дворцу и резиденции императора.

— Вселенского Спокойствия, — автоматически поправил ошеломленный Маэда.

— Угу, его самого.

На императрицу щедрость особиста, казалось, никакого впечатления не произвела. Она и бровью не повела.

— Спасибо, я воспользуюсь вашим предложением, — снизошла государыня до ответа.

И стала обувать замшевые ботинки, стараясь, чтобы наружу не торчала резинка носков. Кай поспешил помочь надеть пальто. Просто по старой привычке, но со стороны они смотрелись как-то совсем по-домашнему, как близкие люди. Охрана зашушукалась, но капитан Яно злобно на них цыкнул. Мол, не вашего ума дело, остолопы.

— Ребята из метеослужбы аэропорта говорят, что снегопад не прекратится до самого вечера, — заметил он как бы невзначай. — Капитан Маэда, вы же любите когда идет снег?

Отрицать этот факт Кай не стал. Да. Он любил.

Особист сделал еще одну поблажку. Теперь охранники шли на некотором отдалении, а не дышали в затылок. А Яно, тот вообще брел где-то позади, будто ему тоже вдруг понравилось гулять.

Но императрицу взволновало нечто иное.

— Скажите, что вы видели? Не прикидывайтесь, капитан. Когда вы ждали меня, вы же что-то видели. Что? — спросила она заговорщическим шепотом.

— Я не видел, я вспоминал.

— Это одно и то же. И что же вы вспоминали? — не унималась Химара.

Маэда даже растерялся от такого напора.

— Ничего особенного, — пожал плечами он. — Последнюю встречу с отцом. Он провожал меня на станции, очень переживал. Ему уже за семьдесят. Это относительно недавно было…

— И вы словно снова оказались там, на перроне, рядом с ним, слышали его голос. Дул ветер, листья летели…

Был бы Кай собакой, у него на загривке шерсть дыбом встала бы. Дело не в том, что она сказала, а — как. Будто заглянула в его мысли, в сны, проведала обо всех тайнах и желаниях, обо всём том, о чём люди предпочитают молчать.

— Откуда вы знаете?

— С вами говорили боги Тишины, капитан Маэда, — спокойно ответила императрица. — Значит, вы все же умеете по-настоящему молчать и думать.

— Подождите, но перрон… листья…

— Вы сами сказали, что стояли на вокзале, война началась в самый разгар осени, у вас на родине уже деревья желтые. И дуют ветры. Я просто предположила, не думайте. Но эти воспоминания, их яркость и реальность — это знак присутствия богов Тишины. Вам послан Знак, капитан. Это честь.

— Какой еще знак?

— Не знаю. Это ваш Знак, он предназначен для вас. У меня был свой.