После зимы - [22]

— Пожалуй, я буду настаивать на том, чтобы вещи, которые продает Её императорское величество направлялись сразу ко мне.

— Настаивать, простите?

Кай не был дипломатом, он растерялся, не зная как вести себя с человеком, дюжинами евшим лопухов, вроде капитана Маэды, на завтрак.

— Именно. Я не устраиваю цирк, не кричу на весь мир «Не верю!», а вы даете мне возможность поддержать государыню Химару материально.

На костлявом лице посла застыла недобрая ухмылка. Маэда открыл было рот, но кинеримец снова его перебил.

— Позвольте мне объяснить в какую ситуацию вы угодили, капитан Штаба. Я могу сколь угодно долго прикидываться недоверчивым старичком, требовать то одно, то другое, скандалить и дергать за ниточки прессу, чем безмерно раздражать генерала Найто. И он ничего мне не сможет сделать. Угадайте, кто окажется виноват в неприятностях арайнского военного руководства?

Кай гулко сглотнул густой комок слюны, соленый от крови из прокушенной с внутренней стороны щеки.

— Поэтому в ваших же интересах сделать так, чтобы государыня Химара не нуждалась в деньгах, а следовательно, не унижалась лишний раз… Её императорское величество высоко оценит предоставленную возможность сохранить достоинство, и станет внимательнее прислушиваться к вашим словам. И это снова-таки в ваших интересах, капитан. Вы ведь собираетесь убедить её отречься, не так ли?

Маэда весьма красноречиво промолчал. А господин Вайерд тем временем продолжил:

— Говоря терминами дельцов, вы хотите заставить клиента заключить заведомо невыгодную сделку. Шантаж и жесткое давление, конечно, могут дать эффект, но генералу Найто нужен результат не только пораньше, но и без шума, то бишь, без всемирного скандала. Поэтому придется в чем-то идти навстречу, чем-то пожертвовать. Нужно ли объяснять выпускнику арайнской военной академии, что всегда лучше уступить в незначительных мелочах, чем по-крупному?

— Неужели вы рассчитываете, что в итоге мы отдадим императрицу Кинериму? — спросил Кай напрямик, похоронив всякую надежду переиграть многоопытного дипломата на его поле — в словесной баталии.

— На что я рассчитываю, я вам все равно не скажу, — отрезал кинеримский посол. — Вам достаточно просто знать, что я сделаю всё возможное, чтобы облегчить жизнь этой женщине. И не постою за ценой. А где она станет жить — в Ситтори, Кинериме или Арайне — решать будут совсем другие люди, и уж точно не вы, капитан.

Сказано было с чувством, которого, по идее, у полномочного посланника могучего государства быть не может. И Маэда, накануне испытавший на себе силу чар императрицы, ему почему-то поверил.

По дороге обратно во дворец Кай специально проехал мимо «лавки чудес», где накануне покупал зубную пасту. Вывеска исчезла, дверь была заперта на висячий замок, а из узких окон пропали рекламные листовки. И больше капитан не увидел ни одного подобного магазинчика работающим.

— Теперь, чтобы торговать непродовольственными товарами, ситтори надлежит купить разрешительную лицензию, — любезно разъяснил ситуацию лейтенант Ронно, дежуривший у дворцовых ворот. — Если вам понадобится мыло или шампунь, то обратитесь на склад конфиската.

— Всё ясно, я так и сделаю, — вздохнул Маэда.

Глава 6

Свет сочился через узкие щели в ставнях, нарезая полумрак императорской опочивальни на идеально ровные ломтики. Тут всё осталось в неприкосновенности с того момента как тело почившего государя унесли для вскрытия и погребения. Разбросанные по всему полу скомканные салфетки, полотенца в каких-то бурых разводах, медицинский лоток с иголками от шприца. Даже тарелка с заплесневелыми яблоками по-прежнему стояла на столе. Траурные синие полотнища безжизненно обвисли с поперечных резных балок. Кто и когда успел их повесить? Умом Кай понимал, что юнго Шэнли умер слишком давно, а похоронили его очень быстро, чтобы запах мертвечины сохранился до сих пор, но ничего не мог с собой поделать. Его нос обонял зловонный труп. Генерал Найто, наверняка, сказал бы, что так пахнет сгнившая до основания империя Ситтори, но Каю отчего-то было не до метафор.

Возможно, если бы в личных апартаментах императора убрались как следует, привели всё в порядок, проветрили, то и ощущение не было бы таким гнетущим. По сути, юнго обитал в музее. Всем этим вазам, скульптурам, курильницам, картинам с гравюрами, драгоценным коврам, мебели с инкрустациям из драгоценных камней не место в личной спальне. Жить в таком месте странно, умирать, надо думать, так и вовсе страшно.

Маэда брезгливо поморщился, когда взгляд его споткнулся о скомканное одеяло и черное пятно на шелковой, цвета ванильного мороженого простыне, щедро затканной по краю золотыми бабочками. Для полноты картины из-под кровати стыдливо выглядывал эмалированный бок подкладного судна.

Правы были древние мудрецы, когда называли смерть непристойной девкой и бесстыдницей. Когда она приходит, то самое сложное сохранить хотя бы каплю достоинства. Кем бы ты ни был — императором или пастухом — в свой последний миг ты будешь унижен. Вот так и проходит мирская слава. В голову капитану Маэде настойчиво лезло что-то пафосное, монументальное и отлитое в бронзу из школьной хрестоматии, когда среди царского тряпья он разглядел корешок книги в кожаном переплете. Та преспокойно лежала в изножье развороченной постели, словно её только что отбросили в сторону. Кай даже поспорил сам с собой, что это и есть тот самый «Ларец». И, конечно, выиграл спор.