После войны - [59]

– Зависит от дома, – включилась Сьюзен, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. Какая глупость – все эти «гуманитарные излишества».

Но Рэйчел заинтересовалась. Памела Элиот и вправду нашла для себя дело, отвечающее ее убеждениям. Говорила она с воодушевлением.

– Продолжай.

– Они совсем не привыкли к дебатам, к публичному несогласию с большинством. Но схватывают суть. Тем, кто помоложе, дискуссии даются тяжелее. С играми у них все прекрасно, но вот дискуссии – настоящее испытание. Большинство напуганы, подозрительны, недоверчивы и, похоже, потеряли надежду. (Рэйчел подумала о Фриде.) Полковник Хаттон старается показать, что у них есть будущее. Что в жизни есть смысл и цель.

– Ага. Еда, выпивка и никакой болтовни о смысле жизни! – отчеканила Сьюзен. Сегодня она явно пребывала в драчливом настроении.

– Не обращай на нее внимания, Памела. – Рэйчел взяла у Хайке графин с джином и повернулась к мужчинам: – Еще джина, джентльмены?

Льюис в этом плане был почти что ясновидящим – всегда знал, кому и когда подлить, а Рэйчел постоянно напоминала себе следить за тем, чтобы бокалы не пустовали. Капитаны увлеченно обсуждали только что закончившийся крикетный сезон и в добавке пока не нуждались. Майор, однако, стоял чуть в стороне и крутил почти пустой бокал. Рэйчел налила, не спрашивая.

– Приятно наконец познакомиться с вами, майор. Сьюзен так много о вас рассказывает.

По правде говоря, майор Бернэм оказался не таким, каким рисовало ее воображение. Со слов Льюиса и Сьюзен, она представляла Бернэма холодным, амбициозным сухарем, безжалостным в своем стремлении избавить зону от нацистской заразы. Рэйчел никак не ожидала увидеть тихого, почти застенчивого мужчину с красивым левантийским лицом. Скромность – быть может, правда, напускная – никак не вязалась с суровой репутацией. Возможно, у Льюиса сложилось о нем превратное мнение.

– Вижу, вы прикрыли пятно. – Взгляд Сьюзен Бернэм остановился, как и следовало ожидать, на новой картине над камином.

– Да.

– Какой, должно быть, шаг вперед по сравнению с тем, что там было раньше.

– Там было… не то, что мы думали.

– А ты что, спросила?

– Он… даже оскорбился.

– И ты ему поверила?

– Да.

Рэйчел не хотела задерживаться на этой теме, поэтому хлопнула в ладоши, привлекая внимание гостей:

– Прошу к столу.

Сьюзен Бернэм сощурила глаза:

– Миссис Морган, вы сегодня какая-то другая.

Хайке подала первое блюдо – луковый суп, такой ароматно-пикантный, что после третьей ложки все принялись нахваливать кухарку. Разговор до подачи основного блюда скользил по верхам, и Рэйчел решила вовлечь в беседу майора Бернэма, рядом с которым сидела. Остававшийся до того тихим и немногословным, в беседе один на один он мгновенно подобрался.

– Вероятно, случилось что-то серьезное, если Льюис не смог отложить дело до утра.

Рэйчел не знала наверняка, что полагается отвечать в таких случаях. Как и большинство жен военных, она привыкла не распространяться о деятельности мужа.

– Он очень добросовестный и принимает близко к сердцу все, что происходит в его округе.

– За наше завтра жертвует своим сегодня?

Тонкая шпилька, но у Рэйчел нашлась своя:

– Он сражался на войне, теперь сражается в мирное время. И так же не жалеет сил.

– В некотором смысле мирное время труднее. Труднее выявить врага.

– Льюис не любит слово «враг». Он его запретил. Но прощает легче, чем я.

– Может, потому, что ему и прощать меньше.

Льюис как-то сказал, что прощение – самое сильное оружие в их арсенале. Отвлеченно, в каком-то абстрактном смысле, Рэйчел это понимала, но Бернэм облек в слова то, о чем она думала, но не могла сформулировать. Льюису легче простить, потому что он не пережил потерю так, как пережила она. Для него все прошло вдалеке; она же была там. «Я не уверена, что ты можешь понять» – ее собственные слова. Но это уводило ее именно в том направлении, которого она хотела избежать.

– Сьюзен предупреждала, что вы хороший дознаватель. Как идет проверка? Выявляете преступников?

– В анкете слишком легко напустить туману. Поэтому я стараюсь лично опрашивать как можно больше людей. В конце концов, что может быть вернее, чем посмотреть человеку в глаза?

– А вы можете определить? Посмотрев в глаза?

Бернэм посмотрел в глаза ей. Его – с длинными ресницами и желтыми тигриными радужками – были обезоруживающе красивы.

– Те, кого считаешь виновными на основании их поведения или биографии, часто оказываются невиновными. На этой неделе я допрашивал бывшего полковника, который пытался заняться бизнесом. Классический пруссак: авторитарный, воинственный, ни в чем не раскаивающийся. Ненавидел южан. Привык ни с кем не считаться. Но он всей душой презирал Гитлера и партию. Как и многие прусские военные. Оказался чист. Люди, которых я хочу допросить по-настоящему и которых необходимо допросить, вообще уклоняются от заполнения анкет. У больших шишек обычно есть связи или средства, они могут позволить себе не работать, поэтому не утруждают себя анкетами.

– И многих поймали?

– Пока нет. Мы посадили в тюрьму около трех тысяч.

– Но это же много.

– Нет, если учесть, что заполнен миллион анкет.

– А сколько вас устроит?