После войны - [47]
– Нет.
Рэйчел ждала его, нетерпеливо расхаживая по холлу, и встретила твердым взглядом и напряженной позой, словно строгая воспитательница, знающая, как привести в чувство непослушного ученика. Люберт был голоден и зол, да вдобавок еще и замерз. Отправившись после собеседования на завод, он узнал, что предприятие закрылось. Англичане объяснили это плохой погодой, но все знали, что причина в зреющем на заводе недовольстве. Его напарник, Шорш, стоял у ворот, раздавая листовки. Планировалось выставить пикеты по всей британской зоне в знак протеста против закрытия предприятий.
– Не забывайте, на чьей вы стороне, герр Люберт, – пробормотал Шорш, протягивая листок. Все только и делали, что указывали ему, как быть и что делать, и Люберт был сыт этим по горло.
Он посмотрел на картину, повесить которую попросил утром Рихарда. Выбор дался нелегко, пришлось учитывать провинциальную чувствительность Морганов: ничего слишком эксцентричного, ничего слишком серьезного. Поначалу ему приглянулся пейзаж Либерма-на, но тот оказался маловат и не закрыл оставленное портретом темное пятно на обоях. «Полуобнаженная» Карольсфельда отвечала вроде бы всем требуемым параметрам: в ней присутствовала изысканная недосказанность, она полностью скрывала пятно и оживляла интерьер. Картина была настоящим шедевром, достойным любой стены в любом зале любой страны. Возражать против нее мог разве что филистер. Или ханжа.
– Это один из величайших художников Германии девятнадцатого века.
– Неважно, кто он. – Рэйчел сложила руки на груди, упрямо отказываясь признавать сияющее очарование девушки у нее за спиной.
– Вам не нравится?
– Дело не в этом.
Что ее так задело? Нагота? Да, возможно, эротика здесь и присутствовала, но достаточно сдержанная и деликатная, чтобы оскорбить чьи-то чувства. Ему вдруг захотелось поставить Рэйчел на место, смутить ее, вогнать в краску – пусть повертится, пусть попробует выкрутиться.
– Вы, возможно, предпочли бы что-нибудь на деревенскую тему. Сцену охоты? Или, может быть, кого-то полностью одетого? – Говоря это, он чувствовал себя старшим братом, опекающим заносчивую сестренку. Ну и пусть. Ситуация даже возбуждала его немного.
Щеки потеплели, и Рэйчел, поняв, что краснеет, отвернулась. Миссис Бернэм права: немцы – народ надменный, так что в случившемся виновата она сама, слишком многое позволяла.
– Герр Люберт, мне решительно не нравится ваш тон…
Но его уже понесло:
– Интересно, что вас в ней не устроило. Простая, искренняя картина. В ней нет ничего… я не знаю, как это по-английски… unschicklich[55]… Ее писали не для того, чтобы шокировать. Посмотрите, какая прелестная вещь. Я думал, что вы ее оцените. Что вы женщина со вкусом. – Он выдержал небольшую паузу. – Наверное, ошибался.
Вот теперь ее задело за живое.
– Вы что хотите этим сказать? Разумеется, я вижу, что картина хороша. И мне не нравятся ваши инсинуации. Вы ничего не знаете ни о моем вкусе, ни обо мне самой.
– Верно, – согласился Люберт. День был долгий и не самый приятный, но в конце ему удалось отыграться.
– Что вы можете знать о моих предпочтениях? Или о моих вкусах? Вы понятия не имеете о том, что я считаю хорошим искусством. Вы не знаете, кто я и откуда.
– В том-то и проблема! – Его подхватила волна безрассудства. – Как нам хотя бы начать понимать друг друга, если за каждым из нас прошлое, о котором другой ничего не знает?
– Именно ваше, герр Люберт, прошлое тревожит меня и беспокоит.
Так вот в чем дело. Она посмотрела на картину, точнее, на то место, где висела теперь новая картина.
– Там ведь был он, да?
Ее вопрос выбил почву из-под ног, всколыхнув презрение и недоверчивость.
Рэйчел выдохнула через нос и кивнула.
– Он, да? Портрет фюрера, – сказала она, избегая произносить ненавистное имя.
Люберт усмехнулся, и это выглядело легкомысленно – вопреки тому, что он чувствовал.
– Так что? – не отступала Рэйчел, продолжая, как ей казалось, загонять его в угол. – У вас тут висел портрет фюрера? Или нет? Я знаю, у всех немцев был портрет фюрера. Мне просто хочется знать наверняка.
Неужели она говорит это искренне? Нет, идеи явно заимствованные.
Рэйчел не удержалась от последнего, завершающего удара:
– Вы разочаровали меня, герр Люберт. Я думала, что уж у вас-то вкус есть.
Лучше бы промолчать, но оставить без ответа дерзкое невежество было выше его сил.
– Оглядитесь, фрау Морган. Посмотрите на мебель. На книги. На… на ноты. Мендельсон и Шопен, оба композитора запрещены партией. Посмотрите книги в библиотеке. Вы найдете Гессе, Маркса, Фалладу – их произведения подлежали сожжению. Посмотрите на картины и гравюры – я бы рассказал вам о них, если бы вам было интересно, – все запрещено тринадцать лет назад. Дегенеративное искусство. Даже вот эта гравюра Нольде. – Люберт кивнул в сторону лестничной площадки. – Это все неарийское. Еврейско-большевистское. Эти художники не имели возможности работать, они ничего не могли продать, потому что пришлись не по вкусу фюреру.
Он прошелся по холлу.
– Знаю, кого-то нужно винить. Должно быть, так легче. Уверен, вам так удобнее – когда у вины есть лицо. Но неужели вы думаете, что я отдал бы лучшее место тому, из-за чьей глупости все эти вещи запрещались и сжигались? Он был вандалом. Его кредо заключалось в одном – уничтожать. Уничтожать не только искусство, но и людей, семьи, города, страны и даже самого Бога! Все его наследство – смерть и руины.
1946 год, послевоенный Гамбург лежит в руинах. Британский офицер Льюис Морган назначен временным губернатором Гамбурга и его окрестностей. Он несколько лет не видел свою жену Рэйчел и сына, но война позади, и семья должна воссоединиться. Губернатора поселяют в одном из немногих уцелевших домов Гамбурга – в роскошном и уютном особняке на берегу Эльбы. Но в доме живут его нынешние хозяева – немецкий архитектор с дочерью. Как уживутся под одной крышей недавние смертельные враги, победители и побежденные? И как к этому отнесется Рэйчел, которая так и не оправилась от трагедии, случившейся в войну? Не окажется ли роковым для всех великодушное решение не изгонять немцев из дома? Боль от пережитых потерь, страх и жажда мести, потребность в любви и недоверие сплетаются в столь плотный клубок, что распутать его способна лишь еще одна драма.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Когда перед юной Лекси словно из ниоткуда возникает загадочный и легкомысленный Кент Иннес, она осознает, что больше не выдержит унылого существования в английской глуши. Для Лекси начинается новая жизнь в лондонском Сохо. На дворе 1950-е — годы перемен. Лекси мечтает о бурной, полной великих дел жизни, но поначалу ее ждет ужасная комнатенка и работа лифтерши в шикарном универмаге. Но вскоре все изменится…В жизни Элины, живущей на полвека позже Лекси, тоже все меняется. Художница Элина изо всех сил пытается совместить творчество с материнством, но все чаще на нее накатывает отчаяние…В памяти Теда то и дело всплывает женщина, красивая и такая добрая.
1947 год. Эви с мужем и пятилетним сыном только что прибыла в индийскую деревню Масурлу. Ее мужу Мартину предстоит стать свидетелем исторического ухода британцев из Индии и раздела страны, а Эви — обустраивать новую жизнь в старинном колониальном бунгало и пытаться заделать трещины, образовавшиеся в их браке. Но с самого начала все идет совсем не так, как представляла себе Эви. Индия слишком экзотична, Мартин отдаляется все больше, и Эви целые дни проводит вместе с маленьким сыном Билли. Томясь от тоски, Эви наводит порядок в доме и неожиданно обнаруживает тайник, а в нем — связку писем.
Германия, 1945 год. Дочь пекаря Элси Шмидт – совсем еще юная девушка, она мечтает о любви, о первом поцелуе – как в голливудском кино. Ее семья считает себя защищенной потому, что Элси нравится высокопоставленному нацисту. Но однажды в сочельник на пороге ее дома возникает еврейский мальчик. И с этого момента Элси прячет его в доме, сама не веря, что способна на такое посреди последних спазмов Второй мировой. Неопытная девушка совершает то, на что неспособны очень многие, – преодолевает ненависть и страх, а во время вселенского хаоса такое благородство особенно драгоценно.Шестьдесят лет спустя, в Техасе, молодая журналистка Реба Адамс ищет хорошую рождественскую историю для местного журнала.
Кора Карлайл, в младенчестве брошенная, в детстве удочеренная, в юности обманутая, отправляется в Нью-Йорк, чтобы отыскать свои корни, одновременно присматривая за юной девушкой. Подопечная Коры – не кто иная, как Луиза Брукс, будущая звезда немого кино и идол 1920-х. Луиза, сбежав из постылого провинциального городка, поступила в прогрессивную танцевальную школу, и ее блистательный, хоть и короткий взлет, еще впереди. Впрочем, самоуверенности этой не по годам развитой, начитанной и проницательной особе не занимать.