После вас с пистолетом - [11]

— Чарли-дорогушечка, тебе не приходит в голову слово из шести букв, начинается на «м», заканчивается на «э» и означает «дополнительное дневное представление»?

— Матинэ, — пробубнил я.

— Но разве matin — не утро, Чарли?

— Утро, да, но первоначальное значение было — «способ развлечься с утра пораньше», — показал ученость я. А мгновение спустя уже готов был откусить себе язык.

К счастью, одна разумная, альтруистичная устрица сберегла себя в резерве как раз на такой чрезвычайный случай.

На самом деле, поразительно, как секс действует на пол. То есть, какой-нибудь малый обычно еле влачится, чувствуя себя одноразовой половой тряпкой в поисках инсинератора, а женская половина скетча склонна к скачкам вприпрыжку, сопровождаемым радостными воплями, и миру являет лишь восхитительные мазки под глазами, что заметны метрдотелям. Еще один побочный продукт первородного акта в женщинах — они выказывают лихорадочное стремление отправиться по магазинам.

— Чарли-дорогуша, — сказала Иоанна. — Пожалуй, я отправлюсь по магазинам. Я слыхала, у вас тут в Лондоне есть миленькая улочка под названием Бонд-стрит, правда? Вроде рю де Риволи для бедных?

— Скорее «Марше де Пюс»[28] для богатых, — ответил я, — но общее представление у тебя верное. Какого таксиста ни возьми, он знает дорогу — это почти фарлонг[29]. Слишком много на чай не давай. Ни в чем себе не отказывай. А я, наверное, схожу к себе в банк.

Туда я и отправился — пешком, поддержания здоровья ради. Путешествие включало в себя переход по самым китайским регионам Сохо — по причинам, кои я собираюсь прояснить в свой черед, — и там мне выпало заглянуть в окно некоего ресторана, особо приличного на вид. К моему изумлению, внутри сидела Иоанна, увлеченная беседой с дородным господином, похожим в аккурат на владельца подобного заведения. Меня Иоанна не видела.

Надо сказать, вы можете и не быть прирожденным невротиком, дабы занервничать при виде своей молодой жены за беседой с ресторатором из Сохо, когда оная жена заверила вас, будто направляется за покупками на Бонд-стрит, равно как и не обязательно быть ревнивым или подозрительным мужем, дабы ощутить позыв любопытства касательно предмета, который поименованная жена может обсуждать с поименованным ресторатором. То есть, у меня имеются бумаги, доказывающие, что Иоанна — моя верная и любящая супруга; мне было дадено слово, что она отправляется на Бонд-стрит лихо торговать себе дикую норку и прочее, а даже лучший друг ресторатора из Сохо вынужден был бы признать, что он, ресторатор этот, — в той же мере китаец, в какой китайцы — все подобные рестораторы, даже в Сохо.

Молю вас, ни на миг не подумайте, что мне не нравятся китайцы; кое-кто из лучших моих друзей разукрашивает нашу жизнь свиными ребрышками под устричным соусом, не говоря уж о кусочках утки, спеленатых блинчиками. Нет, обеспокоила меня известная неправильность такой ситуации — неправильность, внедрившая чересчур знакомое неприятное подергивание в подошвы моих ног. Иоанна, изволите ли видеть, отнюдь не лгунья в том смысле, в каком лгуньи обычные жены. Хотя мое знакомство с нею до сего момента было кратким и бурным, у меня сложилось мнение, что она слишком богата, слишком самоуверенна, слишком, наконец, умна, чтобы в делах повседневных прибегать ко лжи.

Почему же она тогда не на Бонд-стрит, как гласила реклама, не карябает свое имя на Дорожных Аккредитивах и не сгребает изумрудные парюры и прочее?

Сделал я то, что делаю всегда, если меня обуревают сомнения, — протелефонировал Джоку.

— Джок, — сказал я, ибо, видите ли, таково его имя. — Джок, вы по-прежнему друзья с тем грубым, уродливым глухонемым ночным сторожем того издательства на Сохо-сквер?

— Ну, — лаконично ответствовал Джок.

— Тогда седлай свой замечательный мотоцикл, Джок, забирай этого своего крепкого глухонемого друга и доставь его на Джерэд-стрит. Он должен войти в ресторан под названием «Сунь Хунь Чань» и заказать себе простую и питательную трапезу. Выдай ему на это несколько денег, ибо я уверен, что издатели в смысле наличных держат его на коротком поводке. Оказавшись в ресторане, он должен последить — но сдержанно — за красивой блондинкой, которая называет себя миссис М., — да, за той, на которой я давеча женился, — при этом используя все свои навыки чтения по губам. Она будет беседовать с дородным китайским джентльменом; мне не терпится узнать, о чем.

— Ну, мистер Чарли.

— И поспеши, Джок, прошу тебя.

— Рев слышите? Это уже мы за углом.

Я вернул трубку в исходное любезное положение и озадаченно потрусил к себе в банк. Это не настоящий мой банк, где я храню овердрафт, это банк, который я называю своим Сберегательным. Он даже не является Сберегательным банком в обычном смысле этого обозначения: это помещение давней и уважаемой лавки самого ученого продавца гравюр и офортов в Лондоне, древней личности, невзлюбившей меня по причинам, коих я не постигаю. Своим «сберегательным банком» я называю это заведение вот почему: у меня есть крупный, богато изданный том под названием «Полное собрание офортов Рембрандта ван Рейна». Все офорты, что когда-либо офортовал Р. ван Р., воспроизведены в нем один в один, да так изумительно, что трудно поверить, будто это не оригиналы. Более того, эти иллюстрации — «наклейки», то есть напечатаны отдельно и лишь слегка приклеены к странице за один край. Когда у меня в кармане заваливается несколько лишних пенни — тех пенни, которыми мне не хочется повергать в смятение милого сборщика налогов, я направляю свои стопы к упомянутому торговцу гравюрами и покупаю у него офорт Рембрандта. Разумеется, настоящий — другими он не торгует. Приобретение это занимает некоторое время, поскольку он — честный, изволите ли видеть, человек, а честные люди могут себе позволить не отступать от подлинной цены. В отличие от некоторых, кого я мог бы тут поименовать.