После смерча - [12]

Шрифт
Интервал

— Вам поточней? — остановился он. — Пожалуйста, десять минут седьмого.

— Спасибо, — поблагодарила Надя и, повернувшись к лейтенанту, почти с ненавистью посмотрела ему в глаза.

— Чего вы пристали ко мне? Что же мне, милицию вызывать?

— Ха-ха, — усмехнулся лейтенант. — А я кто? Я и нахожусь на посту, тебя охраняю.

— Вы просто нахальный человек, и я не желаю с вами разговаривать.

— Напрасно, напрасно. В наше время такими парнями не разбрасываются. У меня сотни знакомых девушек, но никто, кроме вас, не нравится.

— Вот и идите к вашим сотням, таким, как вы, и все козыри в руки. А я больше не могу терять с вами времени, поймите.

— Вам, конечно, матросы больше по душе? Как это в песне: «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…»

Наде стало обидно до слез, и она, больше не оглядываясь на клуб, пошла домой. Лейтенант еще долго шел рядом с ней.

Дома все были удивлены, что Надя, которая так долго и так старательно готовилась к свиданию, вдруг так скоро вернулась.

— Что, не пришел? — сразу же спросила Вера.

— Может, жулик какой, — сказала мать.

Надя молча разделась и так же молча подошла к столу, быстро съела свой хлеб с омлетом. Взяла «Краткий курс истории партии», легла в постель и открыла четвертую главу. Вера тут же заметила:

— В таком настроении только и учить диалектику.

— Что ты знаешь о моем настроении? Чего ты цепляешься?

— А разве по тебе не видно…

— Ты же мне подсунула этого дурачка, губошлепа. Познакомилась, ну и возилась бы с ним сама на здоровье.

— Кого подсунула?

— Да милиционера твоего.

— А что? Парень что надо, поищи, не найдешь.

— Вот-вот, это ты с ним одного поля ягода, тебе он подходит, а мне его и бесплатно не надо.

— Вы только поглядите на нее! Уже разбирается, кто мне подходит, а кто — ей. Так он что, разогнал вас? — рассмеялась Вера.

— Послушай, не морочь голову, мне учить надо.

Вера замолчала. Надя читала, а мысли о Романе не давали покоя. Ничего от прочитанного в голове не оставалось. Она взяла другую книжку — «Граф Монте-Кристо». Вера и тут не преминула поддеть:

— Ой, вот это то, что надо. Экзамен провалишь, стипендии не видать.

— Я ведь не такая тупица, как ты. Мне мои ответы на семинарских зачтут. — Надя повернулась к стене, давая сестре понять, что разговор окончен. Вдруг ее словно обожгло: «А что, если Роман не пришел на свидание, просто не захотел? Я ведь его не видела? Если бы пришел, то обязательно бы увидел. А может, видел, да не подошел? Хотя нет, он парень не из робких, не побоялся бы подойти».

Наде раньше и в голову не преходило, что Роман мог и не прийти на свидание. Теперь же эта мысль не давала покоя. Она не читая смотрела в книгу, ничего не видя перед собой. «Если б знать его мысли. Говорят же, что парни думают о любви совсем иначе, чем девушки. Но ведь влюбляются и они, и еще как! Об этом и в книгах пишут. Вот если только у него есть другая?» И Надя представила: вот они снова в том же клубе водников. Смотрит украдкой на Романа, а он стоит с красивой девушкой, они о чем-то говорят, смеются. Он не замечает Нади, и видно по всему, у него и желания такого нет. «С кем же он может встречаться, с кем? — спрашивала себя Надя и перебирала в памяти всех девушек, которых знала. — Он же, черт, красивый. Об этом все наши девчата говорили. Ох, и дуреха я, сама ведь подружкам призналась, что танцевала с этим партизаном и что даже свидание назначили. В понедельник будут допытываться, где я с ним была. Ой, стыд-то какой! Не пришел. Если случайно встречусь, ну, может, и отвечу, если поздоровается, а так разговаривать не стану». Она представила себе, как они с Романом подходят к их довоенному дому, за оградой которого раскинулся большой сад. Нет, она бы показала Роману, где живет, что ж в этом плохого. Он бы и теперь мог прийти. Правда, отец лежал, разбитый параличем, но ведь он там лежал в отдельной комнате. А теперь попробуй пригласи Романа в эту конуру. Отец лежит на топчане возле самого порога. Боже мой, что за жизнь. И надо же такому случиться, чтобы в последний день отступления какой-то приблудный фашист поджег дом. Назавтра уже в городе были наши. Роман почему-то и не спросил, где она живет, когда остановились у школы. Разве он мог догадаться, что она живет в школе, в какой-то жалкой комнатенке? А отец говорит: хорошо еще, что мама устроилась работать уборщицей в школе и им дали эту комнатушку.

— Подвинься немного, я лягу, — сказала Вера. — А ты и не читаешь? Что-то у тебя не то. Не пришел? Может, он еще кому назначил свидание? Не расстраивайся, встретишься снова с лейтенантом. Он настоящий…

— Не морочь ты мне голову своим лейтенантом, — перебила сестру Надя. — Я его ненавижу. Ты что, хочешь меня заставить встречаться с ним? Ведь и сегодня все сорвалось из-за него, пристал как смола.

— Так ты Романа и не видела?

— Нет.

— Почему?

— Да я же тебе объясняю, милиционер твой не дал встретиться.

— Значит, вы теперь ничего друг о друге и знать не будете. А он, наверное, где-нибудь там переживает…

Последние слова сестры как-то особенно тронули Надину душу. Она закрыла лицо книжкой и тяжело вздохнула. «Вот как оно бывает, когда впервые в жизни понравился парень», — подумала Вера, но сестре об этом не сказала.


Еще от автора Владимир Константинович Федосеенко
Дубовая Гряда

В своих произведениях автор рассказывает о тяжелых испытаниях, выпавших на долю нашего народа в годы Великой Отечественной войны, об организации подпольной и партизанской борьбы с фашистами, о стойкости духа советских людей. Главные герои романов — юные комсомольцы, впервые познавшие нежное, трепетное чувство, только вступившие во взрослую жизнь, но не щадящие ее во имя свободы и счастья Родины. Сбежав из плена, шестнадцатилетний Володя Бойкач возвращается домой, в Дубовую Гряду. Белорусская деревня сильно изменилась с приходом фашистов, изменились ее жители: кто-то страдает под гнетом, кто-то пошел на службу к захватчикам, кто-то ищет пути к вооруженному сопротивлению.


Вихри на перекрёстках

В своих произведениях автор рассказывает о тяжелых испытаниях, выпавших на долю нашего народа в годы Великой Отечественной войны, об организации подпольной и партизанской борьбы с фашистами, о стойкости духа советских людей. Главные герои романов — юные комсомольцы, впервые познавшие нежное, трепетное чувство, только вступившие во взрослую жизнь, но не щадящие ее во имя свободы и счастья Родины. Диверсионная группа Володи Бойкача вместе с основными силами партизанского отряда продолжает действовать в белорусских лесах и сёлах.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.