После сделанного - [22]

— Нет, не надо. Завтра позвоню.

Децкий с унынием постоял возле телефона и вспомнил Павла. "Какую он там штуку нащупывал, — подумал Децкий, — что там вертелось в пьяной голове?"

Номер Паши был занят. Децкий пошел в кухню, сварил кофе, выпил и позвонил вновь. Разговор все еще продолжался. "То двух слов не может связать, то трепется полчаса", — подумал Децкий, и эта странность расшевелила в нем прежние подозрения. Он потоптался в прихожей, раздваиваясь между доверием и недоверием, и вдруг решил сейчас же увидеть Павла, лично убедиться, настолько ли он искренен и пьян, как обозначает голосом по телефону.

Децкий оделся и, не объясняя Ванде цель своей отлучки, вышел. До Павла было десять минут езды. Оставив «Жигули» на улице, Децкий прошел во двор и глянул на окна Павловой квартиры — в кухне горел свет. Шагая через три ступени, он стал подниматься по лестнице, но на площадке третьего этажа остановился. Странное желание возникло у него — выбежать во двор, но он не побежал вниз, а шагнул к окну и посмотрел на двор, на стоявшие гребчатой черной стеной гаражи. То, что он увидел, поразило его: со двора выезжал Павел, машина его — Децкий узнал последние цифры номера — стремительно удалялась от гаражей, мелькнула в полосе света — тут Децкому показалось, что на заднем сиденье есть пассажир, — и скрылась. Первой реакцией Децкого было — догнать, и он бросился по лестнице, но пока выбегал к своей машине улица в оба конца опустела, не горели на ней задние огни Пашиного «Москвича».

"Вот так! — сказал себе Децкий. — Вот и пьяница Павел! Вот и старый товарищ!" Но для твердости нового убеждения Децкий вернулся во двор, оглядел при свете зажигалки ворота гаража — вдруг кража, взлом, но замок висел аккуратненько. Тогда Децкий вбежал на третий этаж и воткнул палец в звонок. Мечталось, желалось Децкому в эти минуты, чтобы дверь отворил и стал на пороге Павел — пусть пьяный, измятый, дурной от водки, но честный, по-старому честный в отношениях к нему. Скоро последние сомнения Децкого погасли, он отпустил звонок и с горьким сердцем поехал домой. Хоть умом Децкий все понимал, но душа противилась принять измену единственного друга, ныла, и Децкий несколько раз звонил Павлу, и всякий раз телефон отвечал короткими гудками. Трубка была снята, понял Децкий, тихий простодушный Павел хитрил продуманно.

Проснувшись, Децкий не вскочил, как обычно, приседать и отжиматься, а пролежал в постели до половины девятого, размышляя, в основном, о Павле. Обнаруженное вечером притворство бывшего приятеля представляло в новом свете все его поведение. Многое, казавшееся раньше признаком или следствием слабоволия, безответственности, глупого романтизма, теперь не без зависти приходилось признать акциями холодного и дальновидного расчета. Но все же самое существенное — цель, смысл рискованного снятия денег с книжки осмыслению не поддавалось. Исходя из настоящих, нечаянно открывшихся качеств недавнего друга, Децкий положил ему побольше ума и зоркости, чем считалось до вчерашних событий. В таком случае Павел, разумеется, мог пронюхать или отгадать, кто плетет интригу против доходного дела, разрушает сложившуюся систему: производство — склад — магазин. Никакие упреки и укоры в нетоварищеском поведении он, Децкий, конечно же, не принял бы, отверг с возмущением, разыграл бы глубокую сердечную обиду. Так что, думал Децкий, хищение денег преследовало две цели — слегка отомстить и серьезно предупредить; это был чувствительный сигнал не трогать чужие интересы, не дурить, не рвать цепь. Такими же основаниями мог руководствоваться и Петр Петрович. Возможно, что оба участвовали в операции. Тут возникало множество вариантов, но вязнуть в домыслах Децкий не захотел.

Приняв душ, выпив кофе, Децкий позвонил в цех. Ему ответили, что Павел еще не приходил. Децкий не удавился; прибежит в обед, подумал он, войдет с виноватой мордой: "Старик, прости, заспал". И ведь не соврет, подлец, потому что и верно спит, как соня, после ночных разъездов. С мстительной радостью Децкий набрал домашний номер Павла, но порадовать себя не удалось, а, наоборот, пришлось огорчиться — телефон, как и вечером, исходил короткими гудками. "Ладно, Паша, — решил Децкий, — сочтемся. За мной не пропадет!"

Ровно в девять он позвонил в таксомоторный парк. Трубку сняла секретарша.

— Звонят из горотдела милиции, — строго сообщил Децкий. — Соедините меня с главным инженером.

Секретарша, испытав замешательство, объяснила:

— Главный инженер сейчас на территории. Будьте любезны позвонить минут через десять.

Эти десять минут оказались кстати, Децкий посвятил их важному, не обдуманному прежде вопросу — как представляться. Виделось три варианта: можно было назвать себя вымышленным именем — например, капитан Третьяк; можно было использовать фамилию и должность следователя; наконец, он мог выступать под собственным именем и в своем воинском звании старшего лейтенанта. Размыслив, Децкий от двух первых вариантов отказался — под чужим именем легко попасть впросак. Под своим же даже открывалась возможность пользоваться заводским красного цвета удостоверением, не давать его в руки, а на мгновение раскрывать, чтобы бросалась в глаза фотография. И в случае какой-нибудь неприятности можно, отговориться, что проводит следствие по собственному делу как частное лицо, как частный детектив. Однако звание — старший лейтенант — показалось Децкому недостаточным, почтения оно не даст и не соответствовало возрасту. Старший лейтенант в сорок лет — неудачник. Майор же — было велико и приметно. Децкий избрал среднее — капитан. Инспектор уголовного розыска капитан Децкий. И красиво, и вызывает доверие.