После рождества - [3]

— Нет, — Мадлен махнула рукой на Макса. — Он мой… друг. Он этот, как его… студент.

— Действительно, с его внешними данными можно претендовать только на дружбу. Типичный студентишка.

— Никогда не претендовал на звание первого героя–любовника, как некоторые, — сухо ответил Макс.

— Каков нахал!

— Не ссорьтесь, друзья! — сказала Мадлен.

— Мы не друзья! — с усмешкой произнес герцог.

— И слава богу, — ответил Макс.

Герцог Д’Омон провел их в гостиную замка.

— Как тут жарко! — воскликнула Мадлен.

— Специально растопили камин к вашему приезду, дорогая.

— О, — пробормотал Макс себе под нос. — Как мило! А что вы еще к ее приезду соизволили сделать? Ноги помыли?

Герцог услышал эти слова и гневно произнес:

— Я сотру вас в порошок, студентик! Э-э… Проходите, Мадлен, тетя вас уже заждалась.

— Мадлен, дорогуша! Как я давно вас не видела! Как вы выросли, уже невеста, ах! — воскликнула женщина, сидящая в роскошном кресле с огромным черным котом на коленях.

— Здравствуйте, тетя!

Мадлен подошла к тетушке. Тетя была приятной седой старушкой. На ней было темно–бардовое бархатное платье с белыми кружевными манжетами и воротником. Она протянула Мадлен свою сухую руку, унизанную перстнями.

— Деточка, как я рада, что вы приехали! А это ваш жених?

— Нет, он мой друг. Учиться на адвоката.

— А-а, понятно. Господи, худенький то какой!

— Тетя, это типичный студент, — усмехнулся герцог.

— Каждый раз удивляюсь, — пробормотал Макс, — почему все аристократы произносят слово «студент» таким тоном, будто это «преступник».

— Не волнуйтесь, мсье студент, — улыбнулась тетя, — вы вас хорошо откормим.

— Извините, — раздался робкий голосок. — Никто не видел моего письма?

В гостиную вошла хрупкая девушка со светлыми, почти белыми волосами.

— Какого письма, дорогуша? — спросил герцог.

— Я вам не дорогуша! — в ее зеленых глазах сверкнуло возмущение. — Когда вы оставите меня в покое!?

— Луиза, я же люблю тебя!

— Вы лжете, вам надо одно.

— Вы что–то про письмо говорили, — напомнила любопытная Мадлен.

— Ах, да, я забыла его на камине в гостиной, и оно пропало.

— Когда это было? — спросила тетя.

— Вчера, когда у нас были гости… я не думаю, что оно понадобилось кому–то из гостей. Может, дворецкий выкинул.

— М-да, — пробормотал Макс. — Не удивлюсь, если в этом сыром и промозглом замке кого–то убьют, хорошо бы этого красавчика–герцога. Как он уставился на Мадлен!

Еще бы. Мадлен скинула надоевшую шубку, оставшись в легком платье весьма откровенного фасона. Красотка подошла к зеркалу и принялась самозабвенно любоваться собой. Она не замечала, что герцог пристально смотрит на нее. Это, как заметил Макс, не понравилось горничной. Она, закусив губу, принялась протирать камин.

— Мадлен, как она хороша! Какая талия, какие бедра, какая грудь! — прошептал Д’Омон, любуясь гостьей, тут Мадлен, слегка приподняв юбочку, принялась поправлять чулки. — Какие ножки!

— Герцог, она замуж выходит, — напомнил Макс.

— Я в курсе.

— Мадмуазель, — обратился Макс к Луизе, которая сосредоточенно сметала пыль с камина. — Простите, если не тайна, что было в письме?

— Я его не успела прочитать, — виновато сказала девушка. — Я помню только, что…

Она замолчала и продолжила свою работу, оставив вопрос Робеспьера без ответа.

— Бедная девочка, — сказала старушка. — Сиротка, мне стало жаль ее, и я взялась опекать бедняжку. Девушка стыдиться быть приживалкой и всегда говорит, что служит у нас уборщицей. А ты ее не обижай, — обратилась она к Д’Омонуу.

— Не волнуйтесь, тетя, — пообещал герцог.

— Сударь, что это вы пальцы за спиной скрестили? — спросил Макс.

— Клевета! — возмутился герцог, убирая руку из–за спины.

— Луиза, — обратилась тетушка к служанке. — Позовите, пожалуйста, экономку мадам Дюпон.

— Слушаюсь, мадам.

— Ох, зови меня тетушка, хорошо.

— Да, ма…, тетушка.

Девушка поклонилась и вышла из гостиной. Мадам Дюпон было около сорока пяти лет, она носила черное платье с белыми манжетами и воротником, ее талия была всегда затянута в узкий корсет, а на темных волосах красовался кружевной чепец. Несмотря на возраст, она тщательно следила за своей внешностью и считала себя красавицей. Она сидела на кухне за столом и беседовала с толстой негритянкой–кухаркой, которая возилась с обедом.

— Не нравиться мне эта девка! — сказала мамам Дюпон кухарке.

— Почему? — удивилась та.

— Не знаю, просто не нравиться, и все! Слишком ей много поблажек от наших господ. Только и слышишь от сударыни «Ах, Луиза, ах, ангелочек!». Ладно, эти нищие, их накормил и все! А эта приживалка мне надоела.

— Но она вроде бы работает.

— Это пока, еще немного и госпожа ей наследство оставит. Хоть бы герцог, что ли, эту девку обесчестил!

— Господь с вами, разве можно такого греха желать?

— Можно, можно. Герцог вроде бы сам собирается, но никак не соберется. Эх, что за мужчины пошли, даже герцоги — тряпки!

Луиза вошла на кухню.

— Вот, легка на помине, чтоб тебя.

Окинув, девушку суровым взглядом, экономка строго спросила:

— Где ты была? Почему на кухне плохо убрано? Кругом грязь!

— Простите, — пролепетала девушка. — Э-э… мадам просила вам передать, что гости приехали, они сейчас в гостиной.

— Что?