После Путина - [17]

Но не буду слишком уж забегать вперёд. Много показательного было в самой избирательной кампании, в результате которой Путин впервые стал президентом России. Взять хотя бы основных конкурентов, у которых поначалу было гораздо больше шансов, чем у Путина, занять в президентское кресло. Евгений Примаков, Юрий Лужков, Геннадий Зюганов. Даже последний к 1999 году ещё не приобрёл нынешнего статуса клерикального крокодила (комсобогомольца, как сказал бы Евгений Лукин) и был почти недосягаем для Путина ещё в октябре 1999-го. Даже Явлинский — Явлинский! — на тот момент, по опросам, Путина обгонял: у Путина было 8 % потенциальных избирателей, а у Лужкова и Явлинского — 11 % и 13 %. Зюганов и Примаков с 20 % и 24 % были далеко впереди…[3] А уже через неделю Путин имел 15 % поддержки и отставал только от Зюганова с 19 % и Примакова с 22 %.

Обратите внимание: в конкурентах у Путина были фигуры яркие. Кроме, разумеется, Явлинского — трудно считать ярким неряшливого мямлю, пусть и развитого интеллектуально. Но Примаков, Зюганов (Лужков выпал из числа конкурентов раньше, поэтому в опросах его рейтинги упали) — персонажи, безусловно, яркие. А на заднем плане ещё маячил Жириновский! При этом как минимум у Примакова помимо яркости были ещё и авторитет, и самостоятельность (вспомните разворачивающийся над Атлантическим океаном самолёт), и опыт, и чего только не было у него. Тем не менее в победители уже по предварительным опросам постепенно выходил Путин: к концу октября его рейтинг победы (то есть количество тех, кто считает шансы данного кандидата на победу наибольшими вне зависимости от собственного отношения к нему) был наибольшим и пусть совсем немного, но превышал примаковский: 20 % против 19 %. Я намеренно обращаю ваше внимание на опросы, поскольку в самих выборах Примаков не участвовал, из-за чего многие говорили: мол, без главного-то конкурента выиграть не штука! Так вот, социологические опросы показывали, что ещё до досрочного ухода Ельцина и назначения Путина исполняющим обязанности президента, когда выдвижение Примакова казалось практически неизбежным, Путин его опережал.

Дело, на мой взгляд, было в нескольких характеристиках избирательной кампании Путина и, безусловно, в нём самом. На тот момент Путин был единственным из значимых российских политиков с президентскими амбициями, кто практически не имел антирейтинга. То есть количество людей, которые ни при каких обстоятельствах не стали бы голосовать за него, не превышало 1 %. У Жириновского антирейтинг был 26 %… Антирейтинг — штука куда более важная, чем собственно рейтинг поддержки или доверия: позитивные рейтинги достаточно легко корректируются, повышаются, а вот понизить антирейтинг — задача непростая. Почти нулевой антирейтинг Путина перед первым президентским сроком был, конечно, прежде всего следствием отсутствия «шлейфа»: с точки зрения населения, у Путина попросту не было политического, публичного прошлого, а значит и для антирейтинга оснований не было.

Что же касается самой кампании, то вот её основные выигрышные моменты. Во-первых, Путин ещё в роли премьера главным своим ориентиром сделал восстановление экономики. После дефолта 1998 года это было самым очевидным ожиданием народа. Показательно то, что Путин сформулировал ориентир именно в соответствии с гипотетическим социальным запросом, а не с рыночными догмами: восстановление экономики должно было идти таким образом, чтобы это чувствовало население, а не только разнообразные международные финансовые организации и агентства. Впрочем, первые годы путинского президентства всяческие МВФ и Всемирные банки были вполне довольны развитием российской экономики и нахваливали правительство под управлением Касьянова. Но вы прекрасно понимаете: можно восстанавливать экономику для страны, а можно для зарубежных кредиторов.

Во-вторых, кампания была построена по принципу «лучшего предложения». Этот принцип подразумевает, что избирателя нужно завоёвывать конкретными идеями и программой, а не технологической и политической конкуренцией с другими кандидатами. Программа, в свою очередь, должна быть сформулирована так, чтобы определённая часть кандидатов могла к ней присоединиться. Путинская кампания была чётко ориентирована на работу и на удовлетворение социальных запросов. Но главное — это то, что она была ориентирована на государство. Путин предлагал россиянам ни много ни мало, а вернуть государство.

Ельцинскую эпоху называли «десятилеткой национального унижения». Нация в России понимается, безусловно, в политическом ключе (за исключением, конечно, больных на голову националистов, трактующих нацию в этническом смысле). И от государства российские граждане отделять себя не привыкли — в отличие от западной модели гражданского общества. Соответственно, унижение государства воспринималось как личное. Поэтому государственничество Путина было абсолютно беспроигрышным ходом. Ещё и потому, что для Путина это, видимо, естественная направленность мышления (потому и КГБ в своё время возник в его биографии): ориентация на государство.

После того, как Путина избрали сразу в первом туре, политолог Андраник Мигранян говорил, что президенту придётся опираться на государственные структуры, ибо общественные структуры в хилом состоянии. Именно это и делал Путин, и этого от него ждали. Это был рабочий, функциональный патриотизм, тогда ещё абсолютно лишённый пафоса. Патриотизм как модель экологического поведения, если угодно, поведения, которое сохраняет политическую среду здоровой. Ярче всего это проявилось в отношении Путина к чеченской войне. Эта война была невероятно выгодна определённым кругам; будущий президент мог немало заработать, поддерживая её в тлеющем состоянии, да ещё и использовать в качестве политического инструмента — как это делают сегодня украинские власти с войной на Донбассе. Однако Путин сразу максимально жёстко поставил цель: войну прекратить, войны быть не должно. Это было необходимо для государства: Сергей Кургинян тогда же, когда и Мигранян сказал об опоре на государство, отмечал, что завершение чеченской войны будет означать восстановление управляемости политического пространства, восстановление государства. Причём подчеркнул: с опорой на демократию. И знаменитое «мочить в сортире» не несло в себе ничего авторитарного, напротив, это была доминирующая социальная позиция, которую Путин просто артикулировал, не отказав себе в удовольствии чуть-чуть эпатировать общественное мнение. Чтобы разбудить. Беседовавший с Миграняном и Кургиняном политолог Михаил Краснов заявил, что у Путина есть шанс, если есть сверхзадача. Сверхзадача у Путина была, и он поставил её, видимо, ещё до избирательной кампании. Эта сверхзадача — восстановление государства, его функциональности и работоспособности; восстановление основного инструмента удовлетворения ожиданий населения. То, что Путин действовал в условном равновесии между своими представлениями о должном, советами команды и ожиданиями народа, проявлялось даже в таких громких событиях, как, например, опала Березовского или война с олигархами в целом. Это было прямое выполнение народного заказа: антирейтинг Березовского как политического деятеля, кстати, был очень высоким.