После перелома - [72]

В конце марта — начале апреля 19,45 года наступление наших войск на Курляндском полуострове прервалось. Наступила оперативная пауза. 

Во второй половине марта Маршал Советского Союза Л. А. Говоров получил из Ставки приказание об откомандировании меня в Москву для назначения на новую должность. День за днем он оттягивал мой отъезд и просил Ставку и генерала Антонова оставить меня на месте. В конце марта пришла телеграмма за подписью А. И. Антонова с приказанием о немедленном моем вылете в Москву.

Я спешно передал штаб фронта генерал-полковнику М. М. Попову. Распростившись с ним, с В. Н. Богаткиным, А. П. Пигурновым, офицерами штаба фронта, пошел докладывать об убытии в Москву Говорову.

Жалко мне было расставаться с этим крупным советским полководцем. Замкнутый и несколько суховатый на первый взгляд, Леонид Александрович в действительности был душевным, очень отзывчивым и даже несколько застенчивым человеком.

Говоров тепло распрощался со мной.

На «виллисе» я с трудом добрался по совершенно разрушенной грязной дороге до Елгавы, где был полевой фронтовой аэродром. Почва на нем разбухла, и машина едва смогла оторваться от земли. Самолет сделал круг над Елгавой и взял курс на Москву. Прощай, Прибалтика!

Что ж, в жизни военного человека такие события естественны. Готовясь убыть к новому месту службы, я мысленно подводил итоги своей работы на 2-м Прибалтийском фронте. Со времени назначения меня начальником штаба этого фронта прошел год — срок на войне немалый. Должен сказать, что этот период был для меня одним из наиболее сложных и трудных за всю войну. Сложность его состояла в том, что командование и штабы нашего и соседних с нами фронтов решали проблему борьбы с крупной группировкой противника, не располагая силами и средствами, необходимыми для ее решительного и полного разгрома. Ставка тогда не имела возможности (мы все это хорошо понимали) выделить Ленинградскому и Прибалтийским фронтам в достаточном количестве то, в чем они нуждались.

Конечно, за годы, прошедшие после войны, многое стало более ясным, чем тогда. Сейчас, например, можно обоснованно считать, что в ходе проведения наступательных операций командование и штаб 2-го Прибалтийского фронта должны были более решительно и гибко маневрировать имевшимися силами и средствами. К сожалению, в то уже далекое от нас время мы не смогли отыскать и в надлежащей мере использовать возможности такого маневра. Боевые действия войск нашего фронта в Прибалтике были напряженными, кровопролитными, в них было мало крупных прорывов на большую глубину, а также дерзких, проходивших в стремительном темпе наступательных операций. Частям и соединениям фронта больше приходилось упорно пробивать мощную, заранее созданную систему инженерных сооружений, оборонявшихся вооруженными до зубов многочисленными войсками противника. Это определяло напряженность боев и наше сравнительно медленное продвижение вперед.

Поэтому в Прибалтике более часто, чем на других фронтах, я мог бывать в соединениях и частях. При разработке планов операций я и мои сослуживцы по штабу днями и ночами работали над подготовкой необходимых документов, сбором и анализом данных о противнике и своих войсках. Аппарат штаба постоянно занимался огромным кругом организационных вопросов, имевших одну цель — обеспечить выполнение утвержденных Ставкой решений. Я хорошо знал коллектив штаба фронта. Он состоял из добросовестных, трудолюбивых, отлично знавших свое дело людей, и работа с ними приносила большое удовлетворение, была плодотворной.

После поступления решений Ставки большое значение имел контроль за тем, как они претворялись в жизнь на местах — в армиях, корпусах, дивизиях, бригадах и полках. В осуществлении такого контроля всегда ведущую роль играл (и до сих пор играет) штаб. Наиболее эффективной формой контроля я считал личное ознакомление с состоянием дел в войсках и всегда искал возможности для этого.

Обычно я сначала получал разрешение или указание на поездки в войска непосредственно от командующего фронтом, затем с заместителем детально рассматривал все вопросы, которые надлежало решать штабу, определял их последовательность, знакомил его с теми задачами, которые нам предстояло решать в войсках, с планами поездок, порядком и способами связи со штабом. Поездки в войска давали мне возможность не только видеть работу подчиненных штабов и их начальников собственными глазами, но и более оперативно влиять на нее, информировать командующего, Военный совет и штаб фронта по наиболее важным вопросам боевой деятельности войск.

Мне довелось работать с разными по своим характерам командующими. И тот и другой всесторонне и глубоко знал роль и задачи штаба, но при этом каждый по-своему относился к различным сторонам стиля и методов выполнения обязанностей штабными работниками. Маркиан Михайлович Попов был полностью согласен со мной в том, что начальник штаба фронта должен использовать каждую возможность, чтобы побывать в войсках, и всячески мне в этом содействовал. Андрей Иванович Еременко на первых порах смотрел на это без одобрения, сказав как-то, что больше привык видеть начальника штаба фронта у себя в штабе. Позже, однако, он изменил свое мнение на этот счет и часто сам ставил передо мной задачи на поездки в войска, когда требовала обстановка. Это, на мой взгляд, повышало возможности контроля за исполнением решений командования фронта, позволяло более правильно оценивать деятельность подчиненных командиров и начальников.