После отбоя - [44]
— Все, товарищи, наше время истекает.
— Как? А встреча на Эльбе? — взмолился Гена Ветров.
— Туда сегодня не доберемся. Отложим до следующего раза.
— Кузьма Прокофьевич, а про отметины ничего не сказали, — напомнила Юля Галкина.
— А что про них говорить? Эти знаки отличия никому не видны. Одни обработаны медсестрами прямо на поле боя, другие — в полевых госпиталях, третьи оставляли на послевоенное время. Один осколок до сих пор ношу в себе. Время от времени врачи прощупают, просветят рентгеном, перемежат свою речь латынью, расстроят: «Пока ничего тревожного». Пока…
Устные вопросы прекратились, зато шли письменные. Снегов любил, когда к столу текли записки — желанные ниточки, связывающие его с аудиторией, свидетели заинтересованности слушателей.
Сегодняшняя почта была особенно обильной: расскажите свою биографию, биографию, биографию…. Перечислите все награды и за что они получены… Кузьма Прокофьевич рассортировал записки по отдельным кучкам, показал на некоторые:
— Опять о моей биографии, наградах, отдельных сражениях. Уже договорились: нет для этого времени. Пожелаете — встретимся в другой раз. Перейдем к другой группе вопросов. «Как вы стали директором завода? И вообще как оказались в наших краях?» — зачитал Снегов одну из записок. — Очень просто: наступила полоса раздумий, как устраиваться в большом новом доме, именуемом жизнью. Прослышал о новостройках Сибири, списался со своими бывшими сослуживцами и во главе сборной танковой роты прибыл сюда.
— Прямо директором? — с завистью спросил Кирка Симагин.
— А как же? Специально держали вакантной должность директора, пока Кузьма Прокофьевич Снегов пожалует на берега Енисея и торжественно, по ковровой дорожке поднимется в свой кабинет. Шучу, конечно. Вместе со своими танкистами, как отец с сыновьями, пошел в вечерний техникум промышленности строительных материалов. Сдал экстерном — бронетанковая академия помогла. То, что касалось металла — знаний хватало, да и по бетону кое-какие сведения были.
— Значит, после техникума директором? — добивался Симагин.
— Нет, работал мастером.
— И уж потом директором?
— Да, и уж потом директором, — удовлетворил наконец любопытство Кирки Снегов.
— Вся ли сборная танковая рота вместе с вами работает? — поинтересовался монтажник Аникеев.
— И одной трети не осталось, — почему-то с гордостью сообщил Снегов. — Разбрелись по всем заводам Красноенисейска бригадирами, мастерами. А вчера четырех человек отдал райвоенкому в школу прапорщиков. Но на некоторых обижен, вон хотя бы на Тимофея Боброва.
— За что же, Кузьма Прокофьевич? — с огорчением спросил Тимофей.
— Не за то, что ушел с завода, а что техникум не окончил. Вместе начинали. Да ладно уж, увидел сегодня фотографию на Доске почета — простил. Сейчас на заводе уже не сводная танковая рота, а батальон, пожалуй, и не батальон, а танковая бригада. Ежегодно прибывает пополнение.
Он развертывал записки, читал про себя: «Почему прекратилась поставка материалов для пускового корпуса?» «Как вы смотрите на наш встречный план?» Н-да..« У себя на заводе он сам вызывал рабочих на откровенный разговор, а здесь его положение становилось деликатным. Не послать ли за подкреплением?
— Товарищ Бобров, если начальник управления у себя, попросите его зайти в ленинскую комнату.
— Понял, — чему-то улыбаясь, проговорил Тимофей и сорвался с места. А улыбался Тимофей тому, что Снегов так же, как и он сам, не мог привыкнуть к названию «красный уголок», а по-прежнему, по-армейски именовал ленинской комнатой.
Иванчишин был в коридоре и через минуту уже стоял перед директором.
— Подслушивали? — спросил Снегов.
— Слушал, — поправил тот. — И не один.
— Присядьте. Да не на задворках, а рядом, за столом.
Он пододвинул к нему стопку записок, кивнул: дескать, посмотрите, вас касается. Развернул очередную бумажку и густо покраснел. «Товарищ полковник, как вы могли позавчера прислать пять автомашин с бракованными плитами покрытия?» Снегов зачитал вслух, потом долго смотрел на присутствующих, точно пытаясь угадать, кто мог сочинить такой пасквиль. Наконец ответил:
— Клевета. На нашем заводе такого не могло произойти!
— Произошло, Кузьма Прокофьевич, — подтвердил Иванчишин.
— Пойдемте смотреть.
— Лучше завтра, засветло.
Кузьма Прокофьевич шлепнул ладонью по столу, словно хотел приклеить злосчастную бумажку, затем сунул ее в карман и быстро, не попрощавшись, вышел из красного уголка.
Снегов приехал к Иванчишину на другой день, потребовал:
— Показывайте!
Директор и так рослый, а сейчас казался еще выше, в глазах та же смесь тревоги и негодования, с которой он покинул вчера красный уголок. На нем было серое пальто из офицерского драпа, серые каракулевые воротник и шапка пирожком. Они шли молча, только когда Леша свернул в сторону от пускового корпуса, директор резковато спросил:
— Куда ведете?
— Туда, где нашла применение ваша продукция.
Хорошо, что двое суток не выпадал снег и уложенные в сооружаемую дорогу плиты были чистыми, даже трещины не припорошены. Кузьма Прокофьевич неторопливо двигался по ним, некоторые ощупывал даже руками, и, когда ступил на последнюю, признался:
«Встреча с границей» — это повесть о людях, которым доверено самое дорогое — охрана священных рубежей нашей Родины. Вместе с главным героем молодым солдатом Николаем Ивановым, от имени которого идет повествование, мы знакомимся с боевыми буднями одной из отдаленных пограничных застав, буднями, полными напряженного труда, юношеских дерзаний, настоящей романтики.Граница требовательна, строга к каждому, кто связал свою судьбу с ней. Здесь заслужить «аттестат зрелости» нелегко. Нужна большая сила воли, мужество, стойкий характер, мастерство, чтобы быстро и вовремя пресекать происки империалистических разведок и их агентуры.О том, как с помощью товарищей и коллектива молодые солдаты становятся опытными воинами, как закаляется их характер в борьбе с трудностями, проявляется подлинная доблесть в схватках с врагами Родины, и рассказывается в книге.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.