После нас - [34]

Понаблюдав за сражением телевизионщиков с представителями Минкульта и народными избранниками, свое веское слово решил сказать главный третейский судья — Хамид Карзай, заявивший, что в работу журналистов вмешиваться нельзя, но все, что противоречит шариату, все-таки должно быть запрещено. Стараясь потрафить обеим сторонам конфликта, глава афганского государства уточнил, что «все, что противоречит шариату в СМИ и в обществе в целом, должно быть запрещено, а нарушители должны понести наказание». В то же время, по его словам, «ни правительство, ни парламент не имели права вмешиваться в законы и правила журналистики, в том числе телевизионной». Получилось как в старом добром советском мультфильме «В стране невыученных уроков» — «казнить нельзя помиловать». В результате ничего не изменилось и все остались при своих амбициях — депутаты и минкультовцы кляли ТВ, а телевизионщики продолжали рекламировать банки и показывать индийские танцы и сериалы.

Может быть, то, о чем я пишу в связи с «голыми женщинами» и шариатом, может показаться читателю комичным. Во многом это так и есть. Но нельзя не упомянуть о том, как круто изменилось отношение афганского общества к общению в повседневной жизни мужчин и женщин после падения демократического строя и прихода к власти «детей гор». В 1983 году мне посчастливилось более месяца проживать в гостинице «Кабул» (ныне «Кабул-Серена») рядом с площадью Пуштунистана. Жил я на втором этаже отеля, а первый этаж был оборудован под свадебный зал, где почти каждый вечер гремела музыка и били барабаны, из-за чего я никак не мог уснуть. Люди бракосочетались и шумно веселились по этому поводу. Приглашенные на свадьбу мужчины — родственники и друзья как со стороны жениха, так и невесты, стояли по одну сторону зала, а женщины — по другую. Все прибывавшие гости группами подходили к жениху и невесте, их родителям и близким родственникам, одаривая их подарками и огромными букетами цветов. Помню, что зал буквально утопал в белых и красных розах и фирменных сборных букетах, которые ставились в огромные вазы. После этого праздник начинали мужчины, которые кружились в ритмичных танцах перед женщинами, стараясь понравиться подружкам невесты, а после этого одетые в модные нарядные платья женщины исполняли свои медленные танцы перед мужчинами. На этих праздниках чадры или паранджи отсутствовали вовсе, лица всех женщин были открыты. Мужчины старались принаряжаться в костюмы европейского покроя, ну а военные, конечно, были одеты в праздничные мундиры. После веселья с танцами и песнями приглашенных артистов и музыкантов гостям, как правило, подавались сладости и чай. Обильные банкеты с бараниной и пловом проводились уже после праздничной церемонии в доме жениха, куда гости разъезжались от центрального входа в гостиницу на личных и арендованных празднично украшенных автомобилях. Так было при нас. Но все изменилось.

Как-то раз меня пригласил на свадьбу своего сына главный редактор афганского еженедельника «Абади Уикли», с которым я познакомился в первые дни своей командировки. Долго думал — идти или не идти, и решил, что все-таки пойду, чтобы не обидеть товарища. Церемония должна была состояться в Кабуле, в одном из приличных больших ресторанов в районе Шахре Нау, где был арендован банкетный зал. Помятуя прошлое, я съездил на Чикен-стрит, где купил два огромных роскошных букета — жениху и невесте. Ближе к вечеру в отглаженном костюме с отливом и модном галстуке я отправился в ресторан. Гости еще только собирались, и я скромно сел за один из самых дальних столов, не найдя большой открытой площадки для танцев. Для себя отметил: приходят почему-то одни мужики, женщин не видать. Прибывали молодые и взрослые мужчины почему-то без цветов и подарков, одеты они были по-разному: кто в джинсах и стильных рубашках, кто в национальных костюмах — «шальвар — камизах» — широченных шароварах и длинных рубахах навыпуск, кто в брюках и свитерах, что выдавало невысокое имущественное положение родственников жениха.

Женщин на свадьбе я так и не увидел, оказывается, они праздновали свадьбу в соседнем банкетном зале, через стенку от нас. Я слышал только звуки доносившейся оттуда музыки. Заходить в тот зал имел право только жених, который вскоре появился в ладно скроенном костюме без галстука. Я торопливо вручил ему оба букета и конверт со 100 долларами, пожелав счастья. Он понес отдавать цветы невесте в соседний зал. Музыка заиграла и в нашем зале: на импровизированную сцену вышел вокально-инструментальный ансамбль, который на электрогитарах и современной ударной установке очень умело начал исполнять национальные песни и мелодии Афганистана. В это время стали разносить еду. В Афганистане не бывает невкусной пищи, и столы вскоре заполнились яствами: в больших металлических блюдах дымился плов с бараниной, рядом, заставляя течь слюну, благоухала ароматом «дупияза» — фирменное афганское блюдо из баранины и лука. Подавали «ашак» (пельмени с диким чесноком и мятой, присыпанные мясным фаршем), шашлыки, куфту, фрукты и овощи. Спиртного на столе, естественно, не было. Пили фанту и чай. Со мной за столом сидели старшие родственники жениха в чалмах. Уверившись, что я не американец, они свободно вздохнули и начали наперебой просвещать меня относительно исламских норм и правил, которые пришли в Кабул вместе с моджахедами. Но я уже и без них все понял. Старые традиции светского общества ушли безвозвратно, их место заняли своды шариатских законов, за невыполнение которых можно было запросто угодить в тюрьму, причем на очень длительный срок.