После меня - [17]

 – это стоять, держась прямо, на одном месте. Даже переставить как-то ноги – мне сейчас не по силам.

Я смотрю вниз – туда, где в яме передо мной лежит гроб. Мне хочется прыгнуть и сесть на него. Мне хочется стащить с него крышку и посмотреть на маму еще один раз до того, как она уйдет. До того, как ее забросают землей и она уйдет навсегда.

Я чувствую, как кто-то кладет ладонь на мое плечо. Я оборачиваюсь и вижу, что за мной стоит папа. Его глаза покраснели, щеки ввалились. Боль и страдание сочатся у него из каждой пóры.

– Я не хочу от нее уходить, – говорю я.

– Я знаю, – отвечает он. – Я тоже.

– А разве мы не можем взять ее домой? Не можем похоронить ее на заднем дворе?

Он качает головой и вытирает глаза.

– Она внутри тебя, – говорит он. – Ты можешь носить ее с собой все время. Она в твоем сердце.

Я смотрю на него. Он говорит искренне, я это чувствую. Но он, так же как и я, не знает, как пережить это горе. И, честно, меня уже тошнит, что ко мне относятся как к ребенку. Мама не внутри меня. Она – в гробу, передо мной. И скоро она будет засыпана землей, а сверху установят надгробие с надписью: «Дебора Маунт, горячо любимая жена, мама и дочь». Люди будут проходить мимо и читать на ходу эту надпись, но у них, черт побери, не будет ни малейшего понятия относительно того, как много она значила для нас.

Анджела

Четверг, 14 января 2016 года

Когда люди говорят «надеть на себя маску», я понимаю, что это всего лишь фраза, которую они используют. Однако это вообще-то самое лучшее описание того, что я делаю каждое утро, причем уже много-много лет. Я смотрю в зеркало и вижу настоящую себя: морщины, испещрившие мое лицо, грусть в глазах, сухая, желтоватая кожа. Я не могу выйти из дому в таком виде: не хочу, чтобы люди знали такую версию меня. Это для меня все равно что выйти на улицу голой. Увидев меня такой, люди поймут слишком много и зададут слишком много вопросов. Ох уж мне эти вопросы!.. Вопросы от людей, которые думают, что они уже знают ответы.

Поэтому я «надеваю на себя маску». Это долгий, трудоемкий процесс, и сейчас в большей степени, чем раньше. Но он абсолютно необходим. Убирая густую челку назад, прочь от лица, я надеваю на лоб повязку. Это обнажает тот факт, что корни моих волос уже нуждаются в особом уходе, но пока я пытаюсь это игнорировать. Увлажняющий крем затекает в мои поры, но моей коже всегда хочется его побольше. Однажды женщина за прилавком косметики в магазине фармацевтической компании «Бутс» сказала мне, что цвет моей кожи – блеклый, поэтому я выбрала более темный тон, чтобы не выглядеть так, как, наверное, выглядел бы оживший мертвец. С тех пор я его не меняла. Я жду, пока крем впитается, а затем пудрю себе лицо, пользуясь маленькой пудреницей с зеркальцем. Такие пудреницы с компактной пудрой, я думаю, уже считаются старомодными. Мне доводится видеть, как молодые женщины наносят большими кисточками на свое лицо рассыпчатую пудру так, будто сегодняшний день – последний. Но для меня это не подходит. Мне в этом деле необходима высокая точность. Мне нравится осознавать, что я без какой-либо суеты и дрожи в руках сумела охватить все, ничего не пропустив, но и не перестаравшись. Затем я наношу кисточкой румяна. Я наношу их маленькой кисточкой, совсем немножко. Больше всего времени у меня уходит на глаза. Я медленно и аккуратно работаю над ними черным контурным карандашом. Без подведенных глаз я чувствую себя голой. Я не открыла бы дверь даже почтальону. Сначала я наношу на веки светлые тени (совсем немного), а затем – слой черной туши на ресницы. У меня тонкие брови, их тоже можно было бы слегка подкрасить, но они почти полностью скрыты челкой. Наконец, я подкрашиваю губы перламутровой помадой. Я использую один и тот же цвет вот уже тридцать лет. Даже не знаю, что буду делать, если такую помаду вдруг перестанут выпускать.

Я снимаю со лба повязку и расчесываю волосы так, чтобы кончики прядей нежно касались лица, подчеркивая линию подбородка. Ну вот, теперь у меня на лице «маска». Мне приходится надевать ее каждый день, но я не хочу, чтобы люди знали об этом. Я надеюсь, что мне удастся их обмануть, что они будут думать, что это и есть настоящая я, и не станут допытываться, что скрывается под всем этим. Не станут пытаться содрать с меня эту маску. А я буду продолжать ее носить. Буду улыбаться и, когда меня будут спрашивать, как у меня дела, буду отвечать, что все замечательно. Потому что это единственный известный мне способ справиться со своими проблемами – проблемами стареющей женщины.

Я смотрю на свои наручные часы. Еще только половина восьмого. Я всегда вставала рано – даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости.

Я не работаю по четвергам. Это одна из тех особенностей, которая мне нравится в работе в супермаркете: там очень гибкий подход к тем, кто работает неполный рабочий день. Ли приезжает навестить меня в четверг после работы. Он стал бы смеяться, если бы я сказала ему, почему не работаю по четвергам. Сказал бы мне не быть такой глупой. Но мне хочется, чтобы к его приходу все было так, как следует: чистота, порядок и уют в доме, ужин в духовке, и я вся ухоженная и разнаряженная. Я могла бы всего этого не делать, но я это делаю. Всегда.