После конца - [13]

– Скоро мы подъедем, – сказала Танира.

– Куда же мы едем, в конце концов, Танира, скажи! – Валентин посмотрел прямо в ее глаза. Танира улыбнулась:

– Ничего страшного. Мы едем помочь одному очень важному человеку, и ты можешь это сделать. Вот так.

Наконец они остановились. Тихая улица, особняк. Дом такой формы, которая напомнила Валентину о его времени. Они вышли из машины, прошли угрюмую, ничего не выражающую ни жестом, ни лицом охрану, прошли внутрь мимо пустынного дворика и наконец попали в дом. Около дома было еще несколько непонятных строений. Сам дом оказался довольно большим, вытянутым в глубь сада. Они остановились в вестибюле этого дома, если это можно назвать вестибюлем, скорее зал, где никого не было.

Наконец навстречу вышел человек, одетый в черное. Он повел Таниру, и они скрылись в маленькой комнате. Валентин оказался один вместе с вошедшим охранником. Наконец Танира вышла и сказала Валентину:

– Пойдем на второй этаж, охранник остается здесь, пойдем вместе с этим человеком.

И она указала на того, с кем вошла в маленькую комнату. Этот человек в черном сопровождал их на второй этаж. В коридоре был диван, все показалось Валентину каким-то нормальным. Они уединились, а человек в черном отошел в сторону по знаку Таниры, и она, обернувшись к Валентину, сказала:

– Теперь я расскажу, слушай внимательно. Этот человек, его зовут Тувий, очень важная персона, но он при смерти, он болен, и вылечить его очень трудно, но кое-что помогает, и знаешь что? Как ты думаешь?

Валентин оторопело посмотрел:

– Я не сведущ в медицине, тем более в медицине после конца света.

Танира улыбнулась:

– Кое-что помогает, но в частности, как ни странно, ему помогают звуки вашей речи. В его душе что-то меняется тогда.

– Нашей речи?

– Да-да! Русской речи, той, на которой говоришь ты и на которой умею говорить я благодаря моему отцу, великому жрецу и ученому.

Валентин развел руками:

– Каким образом?

– Сначала я случайно по какому-то наитию вдруг стала при нем говорить по-русски, вернее, читать ему. Я помню наизусть ваши стихи. И вдруг он повернулся ко мне, лежа в постели, и лицо его изменилось. Точно какая-то сфера покоя объяла его. Он улыбнулся. Этот человек никогда не улыбался вообще. Он улыбнулся и сказал мне: «Откуда эти звуки?»

Я объяснила ему. Все это было довольно рискованно, потому что есть закон, по которому чтение поэзии карается смертью. Но это старый закон. Он возник сразу, когда мы, вернее, наш народ зарождался. Сейчас этот закон не применяется, потому что никто не знает, что такое поэзия. Все забыли об этом. Но Тувий сказал: «Смотри, Танира, мы, конечно, над законом, мы элита, но то, что ты произнесла, – это преступление, но такое преступление очень помогает мне. Читай». И я стала читать. На что я обратила внимание? Я обратила внимание вот на что…

Валентин прервал ее:

– Ну хорошо, я-то при чем, ты же знаешь наш язык и можешь сама читать ему стихи по-русски.

Танира покачала головой:

– Да, но все дело, я думаю, в звуке. Мы же говорим не так, как ты. Твои интонации подействуют на него еще сильнее. Я думаю, ваш язык обладает каким-то магическим свойством. Понимаешь, когда говоришь ты, – это мелодия, это музыка, это то, что у нас запрещено под страхом смертной казни. Ведь это твой родной язык, язык доисторического человечества. Если ты будешь читать ему стихи, я обещаю что тебя не коснется никакая угроза.

Упоминание об угрозе не подействовало на Валентина устрашающе, он и так часто подумывал о том, что хорошо, если Бог пошлет ему освобождение, но, конечно, не искусственным путем. Он смотрел в сторону и не знал, что сказать.

– Да, я согласен, – наконец выговорил он. – Я согласен. Пойдем. Где он?

Танира не встала, не пошла, она продолжала сидеть.

– И еще я тебе должна сказать. У нас есть религия, но это религия не для черни. Наш народ вообще не знает, что такое религия, и не думает об этом. Он знает, что есть невидимый мир как часть видимого мира, не больше, но есть особая вера, очень странная для вас. Это вера относится только, ну как тебе сказать, к тем, кто у власти, но среднего уровня – это вера в Понятного.

– То есть как, – спросил Валентин, – в какого Понятного?

– Очень просто, – в понятного им Бога. Может быть, это не Бог в их сознании, но Некто. Пусть он Некто, и вот этот Некто – Понятный, и они молятся Понятному.

Валентин проговорил:

– Я не знаю. Мне нечего сказать. Я растерян.

Танира продолжала:

– Но есть вера в Непонятного. Эта вера касается только избранных, иногда верхов, тех, кто правит. Есть храм Непонятного. И вот Тувий, он представляет очень высокий уровень правления страны, он иногда поклоняется Непонятному, это просто небольшое замечание, чтоб ты знал об этом. Все-таки он умирает, поэтому ты должен немного знать о нашей религии. Хотя, скорее, это вовсе не религия.

Они встали, и Танира медленно пошла по коридору. Валентин пошел за ней. Огромная дверь оказалась перед ними. Деревянная. Массивная. На дверях – лица странных существ. Охранник открыл дверь. Они вошли в почти круглую комнату. В глубине – кровать, на кровати Валентин увидел маленького человека. Собственно, видна была только его голова, голова, которая виднелась из-под одеяла, тело же под одеялом странно двигалось. Он был маленький, впрочем, как и большинство этих людей.