После грозы - [80]

По словам Жана, он рад, что у нас все благополучно – и у Бренды, и у меня. Еще он говорит, что у меня повеселел голос и моя занятость возвращает мне уверенность в собственных силах. И это правда. Здесь я чувствую себя нужной. Я помогаю, забочусь о ком-то. Бренда неустанно повторяет о том, как она рада, что я рядом с ней, и в разговоре Карл не раз замечал: его мать поправляется так быстро благодаря мне, и с моим приездом она снова обрела надежду. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но мне хочется в это верить. Мне тоже нужно чего-то ждать, на что-то надеяться.

– А как у вас с Карлом? – спрашивает Жан.

– Нормально. Он опять ходит на работу, много помогает мне по дому.

– Я спрашивал не об этом.

Я надолго замолкаю, потому что тот, о ком идет речь, рядом – убирает со стола в кухне. Подозреваю, что он слышит каждое мое слово, поэтому отвечаю коротко:

– На этот счет мне нечего сказать.

– Вы не говорили о твоих преждевременных родах?

– Нет.

Очевидно, что для Жана это неожиданность, но я даже рада, что мы с Карлом избегаем этой темы. У меня нет ни малейшего желания вспоминать то тяжелое время. Я бы предпочла, чтобы эта история осталась в прошлом, чтобы мы все сосредоточились на выздоровлении Бренды.

– Думаешь, он на тебя злится? – не отступает Жан.

Вместо ответа я пожимаю плечами, хоть он этого, конечно, не видит. В целом, по поведению Карла нельзя сказать, что он злится, но, может, он просто скрывает свои эмоции? Уверена, Карл благодарен мне за то, что я так много внимания уделяю его матери, но вряд ли простил меня за то, как я повела себя с ним, когда моя беременность прервалась.

– У нас столько забот, что на все остальное не остается времени, – говорю я в конце концов.

– Это понятно, и все-таки… Ты там уже полтора месяца!

– Пять недель! – поспешно уточняю я.

Мне не нравится, когда Жан напоминает о том, что время идет. У меня такое чувство, будто оно пролетает слишком быстро. И я опасаюсь следующего вопроса, который звучит незамедлительно:

– И сколько еще ты планируешь там пробыть?

– Не знаю. Сколько понадобится.

Ответ слишком уж расплывчатый, но я еще не готова говорить об отъезде. Бренде приятно, что я рядом с ней, да и Карлу, по-моему, мое присутствие не в тягость. Так что придется подождать, пока они перестанут во мне нуждаться, и уже тогда решать. Тем более что дома, в Монреале, делать мне особенно-то и нечего…

– Карл, наверное, собирается нанять сиделку?

Мне неприятно это слышать, но, думаю, Карл действительно об этом подумывает. Он может позволить себе нанять для матери медсестру – то есть помощницу куда более квалифицированную, чем я. Но мне нравится присматривать за Брендой, и за домом, и за Карлом. Я живу с ощущением, что мое место – здесь…

– Не обижайся, Шарлотта, но я напомню тебе о том, что до отъезда ты хотела вернуть Эвансам долги и порвать с ними навсегда…

– Знаю, – быстро отвечаю я. – Но это было тогда…

– Так я и думал. Может, пришло время вам с Карлом поговорить начистоту? И с Брендой тоже. Вам троим нужно многое уладить между собой. Может, эта болезнь, эта клиника неспроста? Может, судьба таким образом пытается снова вас соединить?

Поскольку я молчу, Жан продолжает мягко:

– Это – твой шанс объяснить Эвансам, что именно произошло в январе. Глупо его упускать. Тебе надо многое рассказать Бренде. И Карлу, наверное, тоже. Чего ты ждешь? Тебе наверняка станет легче…

Я не знаю, что сказать. Наверное, у меня пока что не хватает смелости для такого разговора. Жан думает, это легко? И потом, о моих преждевременных родах речь ни разу не заходила. Может, Эвансы и не желают ничего знать? Возможно, Карл не хочет говорить матери о том, что мы с ним были близки. И зачем тогда мне рассказывать Бренде о чувстве вины, которое меня мучило, если я не могу объяснить его причину?

Попрощавшись и повесив трубку, я еще какое-то время стою у окна, из которого видна проезжая часть, и обдумываю наш с Жаном разговор. Мне не хочется торопить события, а вспоминать о том, что произошло за последние месяцы, – еще меньше. Я только-только выбралась из депрессии, и не в последнюю очередь благодаря тому, что я снова здесь, с Эвансами. Наверное, лучший способ преодолеть свое горе – это отвлечься, помочь другим, притвориться, будто забыл о том, что с тобой случилось, – а потом позволить несчастью понемногу напоминать о себе, когда ты чувствуешь, что уже готов безбоязненно его встретить. Не знаю… Несмотря на то что мне пришлось немало пережить, с уверенностью могу сказать только одно: каждое несчастье переживаешь по-разному.

– Хочешь, мы это обсудим?

Я вздрагиваю от неожиданности и поворачиваюсь к Карлу. Я не слышала, как он подошел.

– О чем ты? – хмуро спрашиваю я.

– О твоем отъезде. Разве не об этом тебя спрашивал Жан?

– И об этом тоже…

Я уклоняюсь от прямого ответа, но сам факт, что он заговорил об этом первым, заставляет меня опасаться худшего, поэтому я задаю вопрос напрямую:

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Нет. Но ты тут уже пять недель. И это естественно, что Жан интересуется, когда ты вернешься.

Карл входит в комнату и садится на подлокотник кресла, показывая тем самым, что разговор будет недолгим. Я остаюсь у окна, даже когда он произносит вслух то, чего я боялась: