После бала - [16]

Кременской. Ты самовольно демобилизовался. Ты наедине решил, что ты неспособен. Ты не просишь помощи, ты объективно не хочешь работать, ты прямо саботируешь… Вот как я стал на вас смотреть, Адам Петрович.

Адам Петрович. Я просил дочь сказать вам, что у меня ничего не выходит. Я думал, что некоторые понятные человеческие моменты в нашей жизни позволят вам помочь мне. Это жизнь, от нее никуда не денешься.

Кременской. Дальше.

Адам Петрович. Разве у членов партии нет жен, нет детей, нет отцов и не должно быть человеческих чувств?

Кременской. Все есть — и жены и дети, и отцы есть, и чувства, которые неотделимы от партийности. Что за чорт, о чем мы говорим!.. Товарищ Вельтман, кто там избил колхозницу? Давайте его сюда.

Адам Петрович. Что же будет дальше?

Кременской. После этих разговоров я не знаю, что будет дальше.

Адам Петрович. Валите вы меня, топчите… (С порога.) Подумайте обо мне. Я много пользы могу принести, много сделать для партии.

Кременской. Подумаем.

Явились Лизавета и Вельтман.

Вельтман. Вот избитая мужем колхозница.

Кременской. Ага. Ну, здравствуйте!

Лизавета. Сесть или постоять?

Кременской. Садитесь, расскажите.

Лизавета. Я уже стала спокойная, а то я навзрыд плакала.

Кременской. Понимаю. За что избил-то?

Лизавета. Я стояла и нагнулась, а он избил на пятой неделе жизни.

Кременской. Так. Недавно поженились?

Лизавета. Я как была, так и ушла от них, и мне сразу сказали в правлении: поезжай сама в политотдел… Довольно.

Кременской. Во двор вошла? Свекры живы?

Лизавета. Нет, он одинокий. Он с Машкой жить остался.

Кременской. С Машкой? Знаю Машу.

Лизавета. Она к нам жить перешла и встала за него.

Кременской. Как зовут мужа? Чей?

Лизавета. Зовут Вася, а так — Дудкин.

Кременской. Бригадир Дудкин?

Лизавета. Конечно.

Явился Дудкин.

Кременской. Ты откуда?

Дудкин. Следом гнался.

Кременской. Бить жену?

Дудкин. Не бить, а бороться.

Вельтман. Кулаками или палками?

Дудкин. Не кулаками, а классовым оружием.

Кременской. Дудкин!

Дудкин. Слушаю.

Кременской. Избил женщину?

Дудкин. Никогда!

Лизавета. И скажешь — не ударил, да?

Дудкин. Да.

Вельтман. Ну, ясно, знаем это.

Дудкин. Тогда пускай она вам при мне скажет, как я ее ударил и куда. За что сразу позорить меня? Кто я — старый зверь? Товарищ Кременской, спросите строго у нее… вы еще ничего не подозреваете.

Вельтман. Строго?.. Не запугивай.

Лизавета. Ударил раз.

Кременской. Дудкин, а мы тебя за лучшего колхозного человека считали.

Дудкин. Товарищи… Товарищ Вельтман, вы же сами мою биографию списывали, вы мне сами записку дали патефон купить… Клянусь вам своей честью, что не ударил я ее, а шлепнул ладонью, и по чем… по заду.

Вельтман ушла.

Кременской. Правда это?

Лизавета. Не отрицаю.

Дудкин. А она схватила патефон и ударила меня патефоном по голове, так что пружина назад отошла, и побежала с подозрением, что я с Машкой живу.

Лизавета. Не отрицаю.

Кременской. Некрасиво, ребята! Молодые люди, цвет колхоза…

Лизавета. Да, нехорошо… а Машка хорошая?… Осталась и за него стоит. А я на-и-вная… Что это такое на-и-вная?

Кременской. Почему Маша у вас живет?

Дудкин. Я вам сейчас подам ее статью. Вы узнаете, куда повернулись разные люди… Шлепнул жену, но от какого чувства? Она на подозрении к Машке стала классовых врагов защищать. Машка из дому ушла к нам и попросила меня отвезти и лично вам сдать ее статью, а эта против: «Не моги!» — «Почему?» — «Я не желаю, я твоя молодая жена». (Подал статью.) Вы прочтите — вы ахнете. Как же тут на молодую жену не цыкнуть, когда она поперек борьбы становится? Она во зле пошла в контору к нам, а там смекнули и сразу ей в газету заявление настрочили… Выходит, что мы с Машей живем, а эту избили и выгнали, как низкие негодяи.

Кременской. А как у них с агрономом, с Людмилой Адамовной? Они не поссорились?

Дудкин. Не знаю.

Кременской. Это очень важно, товарищ Дудкин.

Дудкин. Видать, что нет. Маша ничего не говорила… Про мать сказала. Мать у нее старого покроя. Кременской. Значит, с Людмилой они не поссорились?

Дудкин. Видать, что нет.

Кременской. Хорошо… (Читает статью). Вот что выходит! Тимофеич… Опять про него! Сад… Помолчи-ка, товарищ Дудкин.

Дудкин (тихо). Лиза…

Лизавета. Я с тобой не живу.

Дудкин. Вспомни те ласки…

Лизавета. Не помню.

Дудкин. Глянь на меня.

Лизавета. Не буду.

Дудкин. Значит, я кот?

Лизавета. Не отвечаю.

Кременской (взял телефон). Земельное управление. Заведующего. Томилин?.. Кременской. Узнай сейчас, кому колхоз «Маяк» в этом году сдает сад в аренду. Подробно и точно. Очень важно. Трубку не бросаю.

Лизавета. Заплакать или подержаться?

Кременской. Подержитесь.

Лизавета. Ревновать на Машку или бросить, раз вы так серьезно?

Кременской. По-моему, бросить.

Лизавета. Значит, я опять сделалась, как дура?

Дудкин. Ты не дура, ты наивная.

Кременской (у телефона). Да, да, очень серьезно… Слушаю.

Лизавета (тихо). Вася…

Дудкин. Я твой.

Лизавета. Я тоже.

Дудкин. Сиди и не колыхайся.

Лизавета. Не могу… Вася, выдь в коридор… (Вскочила.) Выдь скорее ко мне! (Ушла. За ней Дудкин.)

Кременской. Понимаю… В прошлом году сад сдали артели. (Ирония.) Сад числится в запущенном состоянии. А в этом году? Опять той же артели. Кто сдавал, кто утверждал — это в другом месте разберут. Ты мне скажи: оговорен караульщик, садовник? Оговорен. Кто? В. В. Барашкин. Все в порядке. Остальное меня не интересует.