После бала - [64]

Шрифт
Интервал

Она открыла глаза. Я думала, что она плачет, но глаза ее были сухими. Наши лица были так близко, что я ощущала родинку на ее правом виске, под толстым слоем пудры.

– Мне нравилось то, что они со мной делали. Это так сложно представить себе? Меня не заставляли делать ничего такого, чего я делать не хотела.

Я замотала головой:

– Я тебе не верю.

– Как хочешь. Я не похожа на тебя, Сесе. И никогда не была похожа.

– Я верю лишь в то, – сказала я, – что ты внушила себе, что тебе это нравится. Потому что тогда ты была другая. Ты вернулась из Калифорнии – и ты изменилась. Что-то произошло, когда ты уехала. Калифорния была жестокой с тобой, не так ли? Там что-то с тобой случилось.

Она смотрела на меня.

– Голливуд не принял тебя, как Хьюстон, – предположила я.

– Прошу прощения? – Но она меня слышала. Она решила выслушать меня до конца.

– Ты не стала там звездой. Ты была такой же, как все остальные. Ты думала, что у тебя получится. Но у тебя ничего не вышло. И…

– О боже, – резко перебила меня Джоан. Она наклонилась и взяла серебряный портсигар со столика – ее спина содрогалась. Я заставила Джоан плакать. Я попыталась вспомнить, удавалось ли мне это раньше? Мне было стыдно; я зашла слишком далеко. Я подошла, чтобы обнять ее, но она развернулась и посмотрела мне в глаза. Она смеялась.

– Почему Дори вернулась? – спросила я.

Она резко подняла голову.

– Дори, – сказала я. – Я видела ее на кухне. В Эвергрине. Что она там делала, Джоан?

Джоан покачала головой:

– Не имею ни малейшего понятия.

– Ты знаешь! – расплакалась я. – Расскажи мне, Джоан. Прошу тебя, расскажи.

Джоан перевела взгляд на сигарету, которую положила на серебряную подставку. У кровати стояла пепельница. Даже в таком состоянии я это заметила. Именно это и делали такие женщины, как я: замечали детали. Держали мир в порядке. А такие женщины, как Джоан, обычно вносили беспорядок в нашу аккуратную, сложную работу. Такие женщины, как Джоан, всегда устраивали бардак в жизнях других людей, неосознанно, как дети. Но нельзя ведь злиться на ребенка за то, что он ребенок.

Как можно злиться на такую женщину, как Джоан, которая руководствуется порывом, а не здравым смыслом? Это как злиться на лошадь за то, что она бежит, на Рэя за то, что он хочет, чтобы я забыла о Джоан. На меня за то, что я не могу подчиниться.

– Уходи, Сесе. Возвращайся к Томми. Ты нужна ему. Не мне.

Опустив руки, я беспомощно стояла. Наш разговор подошел к концу.

– Иди, – настойчиво сказала она.

Я кивнула. Не было смысла оставаться.

– Се, – позвала Джоан, когда я открыла дверь. – Что он сказал? Расскажи.

– «Ма», – ответила я. – Он сказал «ма».

Я вышла из люкса. Сид внимательно следил за мной, подмигнув, когда я проходила мимо. Было неловко. Кем был Сид: смертельной угрозой или же просто очередным мужчиной, с которым развлекалась Джоан, ожидая следующего мужчину? Значил ли он для Джоан больше, чем я думала, или же не значил совсем ничего?

Внизу я узнала у камердинера, что Рэй уже уехал, но машину оставил. Мы оба были не в состоянии сесть за руль. Я была слишком уставшей, чтобы переживать по поводу того, что Рэй бросил меня. Я приехала домой на такси, открыла дверь ключом, который мы прятали под ковриком на заднем дворе, и направилась прямиком в комнату Томми. Я положила руку на его теплую спинку, и он пошевелился. Он об этом даже не вспомнит, как и о том, что его мама пришла так поздно. А я запомню это навсегда.

Глава 22

1957


Когда Томми разбудил меня на следующий день, Рэя уже не было. Я уснула в его кресле-качалке. Я решила сделать вид, что это был рабочий день. Что именно на работу и отправился Рэй, несмотря на то что его офис закрыт на выходные. А куда еще ему идти? Я доверяла ему. На мысли, что он не доверял мне, я старалась не задерживаться.

Я позвонила кузине Марии, подождала, пока Мария мне перезвонит, и пообещала заплатить вдвое больше, если она приедет. Мария сомневалась, и я чувствовала себя виноватой – кто знал, какие у нее были планы на день, – но она была не в той ситуации, чтобы позволить себе отказаться от лишних денег, и поэтому согласилась. Мария принесла свою еду и ткань для одежды, которую шила. Она сама оплачивала себе проезд. Деньги ей нужны были не на красивые платья и не на ужины в частных клубах: они нужны были ей, чтобы выживать.

Приехав, она улыбнулась мне достаточно искренне. Разве у нее был выбор, кроме как простить меня? Благодаря моей семье она зарабатывала на жизнь. Я знала, где работает Иди, потому что писала ей рекомендацию. Это была уже вторая семья с тех пор, как она ушла от меня десять лет назад. Она была горничной в доме, расположенном в Запад-Юниверсити, ближе к Райсу, где жили родители Рэя.

Все оказалось намного проще, чем я думала. Трубку взяла горничная. По тому, как она сказала «Резиденция Хэйсов», я поняла, что она сама к ним не относится, – и через пару секунд я услышала голос Иди.

– Я везу детей в Херманн-парк после обеда, – сказала она. – Можем встретиться там.

Ее голос был строгим, неуслужливым. Если я хочу увидеться с ней, то должна поехать в парк.

У Иди не было причин оставаться после смерти моей мамы. Я переехала в Эвергрин. Но Иди не осталась бы, даже если бы я умоляла ее, даже если бы папа удвоил ей жалованье. Она знала, что мы с Джоан сделали.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.