После бала - [5]

Шрифт
Интервал

Отец Сиэлы женился на сеньорите и все еще на ней женат, что, скорее всего, переросло бы в еще больший скандал, если бы он не был таким влиятельным. Впрочем, мы все могли похвастаться влиятельными отцами. И мужьями, которые вскоре станут влиятельными. И мы сами станем такими же вместе с ними.

Дарлин поцеловала Джоан в обе щеки, затем повернулась ко мне:

– Давно не виделись, Сесе, – и громко рассмеялась. Она была очень пьяна. – Ты прямо вылитая Лесли Линнтон, – сказала она, и хотя я ничем не была похожа на Лиз Тейлор, кроме темных волос, мне было приятно. Все мы смотрели «Гиганта» как минимум трижды и каждый раз восторгались тем, что персонаж Джеймса Дина был списан с Гленна Мак-Карти, несмотря на то что все открыто ненавидели Эдну Фербер за то, как она представляла Техас.

Сиэла, чьи волосы тогда были до того белокурыми и завитыми в кудри, что она так же походила на мексиканку, как Мэрилин Монро, держалась за руку своего мужа, мужья Дарлин и Кенны курили в противоположном конце комнаты. Мой муж был рядом со мной; Рэй был сдержанным, ему было комфортно возле меня. Он не был стеснительным, но у него не было потребности быть в центре внимания, что редко встречалось в нашей компании.

Эта ночь, как и все остальные, была полна возможностей для Джоан, а не для нас, замужних женщин. Шампанское было игристым, мужчины – привлекательными и сильными, а музыка воодушевляла нас. На мне было прекрасное серебристое платье с открытыми плечами и пояском на талии. (Рэй хорошо поднялся на «Шелл», да и мама оставила мне наследство, так что я могла себе позволить шикарно одеваться. Возможно, именно здесь корни моей расточительности. Мама никогда не разрешала мне тратить много денег, она считала, что отец должен был зарабатывать больше. И вот теперь, когда все это состояние было моим, я должна была потратить его полностью, до копейки.) На моем запястье красовался подарок на мое четырнадцатилетие: изящные бриллиантовые часы, которые я надевала, если у меня было хорошее настроение. Чуть позже мы, возможно, выйдем к бассейну «Трилистника» (на тот момент самому большому бассейну в мире), который построили, чтобы устраивать представления на водных лыжах. Джоан любила нырять с вышки, она говорила, что это похоже на свободный полет. Или пойдем в Изумрудную комнату, ночной клуб «Трилистника».

Я болтала с Сиэлой – у нее была дочь Тина, как раз ровесница Томми, – о том, стоит ли осенью отправлять детей в детский сад (я не хотела этого делать – не могла себе представить, что смогу оставить Томми на растерзание волкам). Мы наблюдали за Джоан, которая в десяти футах от нас собрала вокруг себя толпу и, смеясь и улыбаясь, развлекала ее, будто это давалось ей неимоверно легко. В принципе, так и было. Рэй стоял рядом со мной и тоже смотрел на нее. Мне стало интересно, что на самом деле он думал о Джоан Фортиер под маской своего неизменного спокойствия.

– Как думаешь, о чем она говорит? – спросила Сиэла, увидев, что я наблюдаю за Джоан.

От нее пахло смесью парфюма «Chanel № 5», который мужья каждый год дарили нам на День святого Валентина, и лаком для волос. Наверняка я пахла точно так же, только с примесью пены для ванны Томми. Муж Сиэлы, Джей-Джей, высокий компанейский мужчина из Лаббока, который казался мне слегка нахальным, стоял у бара и заказывал себе выпивку.

Как по мне, Джоан в тот вечер вела себя слишком вызывающе. Перевозбужденная, она была очень близка к потере контроля над собой.

– Как знать, – сказала я и отпила еще немного шампанского.

Джей-Джей подошел с Сиэле сзади и поцеловал ее в щеку. Она удивилась, будто он появился из ниоткуда. Я улыбнулась, позволила поцеловать себе руку; затем рука Рэя, лежащая на моей талии, сжалась. Рэй никогда не поцеловал бы руку какой-то женщине. Это одна из положительных черт его характера: его никогда не интересовала глупая показуха.

– Не желаете потанцевать? – спросил он.

Я улыбнулась и позволила ему отвести меня на сверкающий паркет. В мгновение ока мое настроение поднялось. Квартет играл какую-то медленную мелодию; я не знала эту песню, но это не имело значения. Допив шампанское, я отдала пустой бокал темнокожему официанту в белых перчатках.

Рэй очень любил танцевать. Только из-за этого он и терпел подобные ночи. Если бы не танцы, то мы проводили бы вечера дома за скотчем и чтением одной из президентских биографий, которые ему так нравились. Но на танцполе он становился совершенно другим человеком. Я чувствовала себя маленькой в его руках, хотя ростом была почти как Джоан, а она была ростом в сто семьдесят два сантиметра; но рост Рэя был сто девяносто, кроме того, он был широкоплечим. Я идеально подходила для его объятий. Я была привлекательной, но не красивой, и честно себе в этом признавалась. Я была достаточно худенькая, но беременность округлила мои формы, сделала лицо полнее. Мои волосы – это вечная схватка, они постоянно завивались от техасской влажности, но после термобигуди и еженедельных посещений салона красоты они элегантно подчеркивали мое лицо. Темно-карие миндалевидные глаза были моей гордостью; Сиэла однажды призналась, что все девочки завидуют моим глазам, и хотя она тогда была пьяна и, скорее всего, ничего не помнит, я-то помню все.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.