После 1945. Латентность как источник настоящего - [52]
. (Эта ремарка напоминает мне о многих пространствах без входа и выхода, которые я уже обсуждал.) И затем Владимир говорит Поццо: «Велите ему подумать»[124]. Поццо знает, что Лакки может думать лишь со шляпой на голове. Они надевают ему на голову шляпу, и Поццо кричит: «Думай, свинья!» После некоторых колебаний – пока Владимир, Эстрагон и Поццо слушают, разрываясь между восхищенным вниманием и яростным возмущением, – Лакки начинает свою тираду, расплескивающуюся на три страницы текста без абзацев и запятых. «Мышление» Лакки состоит из голых слов, отвязанных от всякого твердого значения, – слов, которым не хватает какого-то останавливающего механизма.
Учитывая существование персонифицированного Бога каким оно предстает в недавних работах опубликованных Проколоном и Ватманом как бы как бы как бы вне времени и пространства каковой с высоты своей божественной атамбии своей божественной афазии… поистине любит нас всех за некоторыми исключениями неизвестно почему но это все пройдет и страдает по примеру божественной Миранды с теми кто не заслужил любви неизвестно почему однако есть время в огненных мучениях в этом огне в этом пламени как бы мало оно ни длилось оно все же длится еще и еще и кто мог бы усомниться в этом в конце концов они подожгут стропила превознесут преисподнюю превыше небес временами еще столь синих и сегодня тихих столь тихих той тишиною что хотя и прерывается порой тем не менее весьма желанна но не будем предвосхищать и дождавшись с другой стороны незавершенных изысканий не будем предвосхищать незавершенных изысканий тем не менее увенчанных лаврами Акакакадемии Антропопометрии в Берни на Брессе изысканий Мудю и Дуранда…[125]
И так продолжается еще две страницы до тех пор, пока «Владимир завладевает шляпой Лакки, который замолкает и падает. Молчание».
В 1947 году французское национальное радио развязало сходный мыслительный процесс, когда заказало текст Антонену Арто, который долгое время находился в лечебных психиатрических заведениях. То, что получилось у Арто, было запланировано к вещанию по радио 2 февраля 1948 года под заголовком «Покончить с Божьим судом». Однако программу отменили в последний момент и никогда не допускали к вещанию – к величайшему разочарованию Арто (и протесту, который он выражал все последние месяцы своей жизни). Текст этот подвергся цензуре из-за непристойной лексики и резкого антиамериканизма. Без сомнения, это были достойные размышления. И, однако, назвать сочинение «антиамериканским» означает приписать ему те качества, которыми оно, возможно, не обладает. Как и тирада Лакки, текст Арто состоит из слов-как-мышления, мышления, отпущенного на волю и исполненного как танец в хореографии древней мексиканской религии: бесконечные слова и образы, включающие в себя «сперму»:
Я узнал вчера
Об одной из самых сенсационных официальных практик в публичных школах Америки, которая, может быть, и объясняет, почему страна эта считает себе острием прогресса.
Оказывается, что среди всех вступительных тестов, которые должны пройти дети перед начальной школой, у них есть так называемый семенной жидкий – или спермный – тест.
И состоит он в том, что у всякого поступающего ребенка просят капельку его спермы, а потом ее помещают в контейнер, чтобы иметь ее в готовности для экспериментов по искусственному осеменению.
Ибо американцы убеждены все больше, что им не хватает ружей и детей.
Подобно Хайдеггеру, отстаивавшему мышление как отрешенное позволение-мысли-случаться, Лакки и Арто практиковали мышление как просто отпускание слов или позволение им приходить (letting words go or come). Все трое жили в условиях заточения. После 1945 года прошло довольно много времени, прежде чем Хайдеггеру было дозволено вновь преподавать в университете Фрайбурга; Лакки находится под властью Поццо, своего садистического и пьяного хозяина; Арто чахнет за запертыми дверями психиатрических лечебниц. Как будто лишения были необходимы, чтобы освободить мышление из-под контроля сознания – как если бы именно в состоянии заточения мышление смогло рикошетом скакать между частыми обмороками и молчанием, найдя свое воплощение в Вальтере Функе на Нюрнбергском процессе.
Очевидной проблемой, когда мышление отпускается на свободу, является то, что без контролирующей инстанции (ее «агента») поток мыслей и слов может так никогда и не достичь определенности. Именно это – я думаю – и составляет суть скрытой тревоги у Ханны Арендт в ее «Vita activa, или О деятельной жизни». И автор предлагает в качестве лекарства vita activa:
Что касается мысли (оставленной нами без рассмотрения, поскольку ни одна традиция, включая Новое время, никогда не понимала ее как деятельность внутри vita activa
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.