— Откуда ты знаешь о моем сне?! — взволнованно спросил он и тут же осекся.
— Мне ли не знать? — снисходительно усмехнулась богиня.— Я ведь сама его на тебя наслала.— Конан недовольно нахмурился, но она не обратила на это внимания.— Расскажи мне теперь, что ты помнишь?!
— Что? — Киммериец вновь вспомнил о сне и вскочил, чувствуя необыкновенную легкость во всем теле, но даже не заметил этого, что тоже было совсем не в его характере.— Многое! — возбужденно воскликнул он.— Но явь и сон так перемешались, что я просто не в силах разобраться, где кончается вымысел и начинаются воспоминания о том, что было!
— Разве это так уж важно? — насмешливо поинтересовалась богиня.
— Кром! — Конан едва не вспылил: она что, издевается над ним? Глаза его гневно сверкнули.— То есть как это не важно?!
— Все очень просто,— вдруг совершенно серьезно заявила Деркэто, и, наверное, только поэтому Конан заставил себя сдержаться.— Все, что ты видел, правда,— объяснила она,— просто кое-что уже произошло, а остальному только предстоит свершиться.— Богиня мгновение помолчала.— Или нет,— добавила она, подумав.— Все зависит от того, по какому пути ты пойдешь.
— Так ты хочешь сказать, что я видел…
Внезапное озарение заставило Конана умолкнуть. Он верил и не верил ей одновременно. Яркие воспоминания о том, чего не было, вспыхну, ли и закружились в его мозгу, но тут же пропали, едва зазвучал голос Деркэто.
— Да,— спокойно заговорила она.— Ты видел свою судьбу. Вернее, один из возможных путей.
— И все эти ужасы — лишь развлечение Высоких Богов?! — спросил Конан, уже зная, что она ответит.
— Верно,— подтвердила богиня.— И не могу тебя успокоить. Твой сон — наилучшее из того, что ожидает этот мир, если Высокие Боги возьмутся за него всерьез.
Киммериец молчал, пораженный. Так вот что ждет людей! Всеобщее умопомрачение, убийства, которым нет конца, ожившие мертвецы и вылезшие из нор нелюди, пришедшие из другого мира твари, кровопролитные войны всего мира против Аквилонии. Правда, он помнил, что во сне все кончилось хорошо, но ведь это лишь сон… Нет! Лучше бы ему так и остаться сном!
— Так ты хочешь сказать, что все еще можно изменить?
Конан с надеждой уставился в темноту. Туда, откуда мягкий голос Деркэто приносил ужасные ответы на его вопросы. Он по-прежнему не видел никого, и это против воли начало его злить.
— Будущее, несомненно, можно изменить,— назидательно заметила Деркэто.— По крайней мере до тех пор, пока настоящее не отодвинуло его прошлое.
И тут наконец Конан не выдержал. Ему надоел этот пустой разговор, надоело бессмысленное кружение вокруг истины.
— Кром! — вскричал он.— Если ты хочешь говорить о чем-то важном, так говори! Я готов тебя выслушать! И нечего стыдливо прятаться! Не девочка!
— С твоей стороны довольно бестактно напоминать мне об этом,— тихо засмеялась она.— Хотя… Быть может, ты и прав!
Помещение наполнилось светом, но он не вспыхнул, не ослепил Конана, который даже не понял, что произошло. Просто огонь в очаге разгорелся ярче, а воздух стал прозрачней, и тьма отступила.
Киммериец взглянул по сторонам. Место, где он оказался, и правда было пещерой, причем не вырубленной в породе, насыщенной вкраплениями кварца и горного хрусталя, как ему показалось в первое мгновение, а явно естественной. Об этом говорили исполинские каменные сосульки, свисавшие с высокого свода. Он уже видел такое прежде, в недрах гор, куда его иногда забрасывала судьба, только здесь эти огромные сосульки уже доросли до пола, сотни лет назад превратившись в роскошные колонны, подобных которым не смогла бы создать рука человека. Но Конан лишь мельком скользнул по ним равнодушным взглядом.
— Деркэто! — восхищенно воскликнул он, и злость его мгновенно улетучилась, не оставив и следа.— Ты все так же ослепительна!
— Конечно! — Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости, и Конан, сам не зная почему, вновь почувствовал себя подлецом.— Я ведь богиня…
Она шагнула ему навстречу, юная и прекрасная, и на лице ее уже застыла давно знакомая снисходительная и чуть ироничная улыбка. Она словно говорила: «Я знаю, ты восхищен мной. Восхищен настолько, что не можешь вымолвить ни слова. Что ж, если так, не говори ничего. Все, что ты мог бы сказать, написано на твоем лице. В этом нет ничего нового…»
Киммерийцу тоже все это было давно знакомо, но если Богиня Страсти попросту устала от всеобщего поклонения, пресытилась им, то северянин увидел и нечто другое, то, чего не замечал прежде. Всего на миг во взгляде Деркэто мелькнули любовь и затаенная грусть, но это значило, что ироничная снисходительность — лишь маска, скрывавшая истинное лицо богини!
Но это принесло ему не радость, а щемящую боль. Приоткрой богиня свое лицо тогда, когда ему было двадцать, все могло бы повернуться иначе! А теперь… Теперь ему шестьдесят, и для него все уже в прошлом… Он едва не вздохнул сокрушенно, но, поймав на себе ее насмешливый взгляд, вовремя спохватился.
— Мы говорили о моем сне,— хмуро напомнил он, отгоняя прочь горькие мысли и злясь на себя за слабость.
— Хорошо. Расскажи мне о нем,— вновь попросила она.
— Кром! Не ты ли говорила, что сама наслала его?