Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - [175]

Николаев никогда не видел Вакулова в таком состоянии. У него блестели глаза, а ноздри раздувались как у породистой лошади. Сергей боялся даже вставить слово.

— Так вот, достаточно небольшой искры, чтобы вся эта масса людей пришла в движение. Достаточно прецедента с очередным убийством или притеснением русскоязычного населения в какой-нибудь республике, компании в прессе, на телевидении и радио, и эта огромная, изголодавшаяся по работе, действию, своей профессии, масса сметет все на своем пути. Достаточно ей показать цель! И русский топор поднимется над головами, и реки крови вновь зальют Азию и Европу. Прецеденты в истории уже есть, взять хотя бы «Третий рейх». Хайль Гитлер! — Алексей выкинул руку в нацистском приветствии и, вдруг, совершенно неожиданно, хитро улыбнулся. Лицо его до неузнаваемости изменилось. Это был прежний Вакулов. — Ну, как я тебе? Испугался? Ты этих хочешь?

Николаев несколько раз отрицательно покачал головой. Переход был настолько внезапен, что он все еще не мог прийти в себя.

Вакулов несколько раз хихикнул, затем все так же полуобернувшись к Николаеву, склонил в шутовском полупоклоне голову и раскинул руки:

— А я, говорит, она говорит, артист, говорит.

Затем тяжело вздохнул и добавил:

— Талант пропадает. Играл бы я где-нибудь в детском театре Буратино или шута. Нет, лучше Снегурочку или старуху Шапокляк. Кстати, давно хотел тебе сказать, какого черта ты влез в этот детективный жанр, писал бы ты свои добрые детские сказки. Мне они всегда нравились, особенно с твоими иллюстрациями. Моей дочурке тоже.

— У тебя и дочка есть? — удивился Сергей.

— Ну, тебе сразу все скажи. Да, чуть не забыл, — Вакулов достал из кармана уже знакомую ему коробочку для лазерных дисков, — здесь все твои рукописи, публикации, записки, вырезки из газет, иллюстрации к книгам и даже карандашные наброски. В общем, все то, что нашли у тебя в комнате. Не обессудь, но твоего последнего сценария здесь нет.

— Спасибо, — сказал Николаев и сунул коробочку во внутренний карман, туда, где уже лежал коричневый конверт с деньгами.

— Подожди говорить спасибо. А теперь, посмотри туда, — Алексей ткнул пальцем за спину Григория, — аккуратно достань вон ту штуковину и открой.

Сергей вынул стоявшую между передним и задним сиденьями шикарную кожаную сумку и расстегнул молнию.

— Ну, как тебе? — поинтересовался Вакулов, хитро поблескивая глазками. — «Пентиум», со встроенным принтером, «сидиромом», камерой, микрофоном, блоком питания, системой приема телевизионных передач и прочими причиндалами. Этот в десять раз лучше, чем тот, на котором ты работал. В общем, сам разберешься. Подарок от меня и моей дочки за твои сказки.

— Спасибо, вот уж спасибо, — Сергей попытался открыть крышку.

— Потом разберешься, найдешь инструкцию и описание в сумке. Только не включай его в салоне самолета.

— Почему? Чтобы не видели, что я немец, а работаю с русским текстом?

— Никому нет до этого дела. Просто, авиакомпании не разрешают пользоваться микрокомпьютерами в полете, потому что они дают помехи на бортовую сеть самолета.

— Ты смотри, интересно, — покачал головой Сергей, — это можно использовать в какой-нибудь детективной повести.

— Я тебе сказал, пиши лучше сказки. Хотя, это твое дело, только используй псевдоним. Да, вот еще, — Алексей протянул сделанный «Полароидом» снимок. — Этот человек будет тебя встречать в Париже. Он горбун, и ты его сразу узнаешь. Там, куда он тебя привезет, ты отдашь вот этот дипломат, — он передал Николаеву через спинку своего сиденья металлический кейс-атташе, стоявший у него в ногах.

— Алексей Рудольфович, подъезжаем, — сказал Григорий.

«Волга» остановилась у ворот, рядом с которыми стояло несколько бронетранспортеров. Несколько солдат, вооруженных автоматами и гранатометами, распахнули ворота, и машина въехала на территорию аэропорта, прямо к трапу самолета, хвост которого украшала какая-то не известная Николаеву эмблема.

— Все, выходи. Вот твой билет до Парижа. Пересадка во Франкфурте, у тебя даже будет время выпить кофе в аэропорту. Поменьше там говори, немецкий у тебя не ахти какой, правда, с большой натяжкой его можно принять за какой-нибудь баварский диалект. Поэтому лучше используй вместо приветствия фразу «грюс готт[16]». Ну, ни пуха тебе ни пера.

— К черту, — пробурчал новоиспеченный Хельмут Шредер, вылезая из машины и вытаскивая вслед за собой металлический дипломат и сумку с компьютером. — Не люблю я самолетов.

— Я уже слышал твою теорию о том, что железо летать не может. Дай-ка, я тебя расцелую на прощание.

Вакулов вышел из машины, обнял Сергея и, похлопав его по спине, тихо шепнул:

— Не дергайся, откроешь в самолете, — Николаев почувствовал как в боковой карман ему что-то опустилось.

Алексей разжал объятья и махнул рукой:

— Давай, тебя ждут. Добро пожаловать на остров «Imago»!

— Ты знаешь?

— Думаешь, почему эти ребята, что заставили тебя подписать бумаги, говорили, что меня не существует?

— Значит, ты — тоже? Когда?

— Давно, — Вакулов отвернулся.

— Дела, — покачал головой Сергей. — Никогда бы не подумал, что кто-нибудь еще, кроме старика-библиотекаря, напомнит мне об этих островах.