Послание к Галатам - [6]

3. Реакция Апостола Павла (ст. 8–10)

Положение дел в галатийских церквях вам должно быть уже ясно. Лжеучителя искажали Евангелие, и поэтому последователи Павла переходили к иному благовествованию. Первой реакцией Апостола было бесконечное изумление, ошеломление. Стих 6: «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатию Христовою так скоро переходите к иному благовествованию». Многие благовестники последующих поколений испытывали то же самое ошеломление и отчаяние, видя, как скоро, с какой готовностью новообращенные выпускают из рук Евангелие, за которое, казалось, они так крепко держались. Похоже, что, как пишет Павел далее (3:1), кто–то прельстил, околдовал их; да так оно и есть. Дьявол смущает церковь не только злом, но и ошибками. Когда он не может склонить христиан к греху, он обманывает их с помощью ложного учения.

Далее Павел негодует на лжеучителей, на которых и посылает столь весомое проклятие. Стихи 8 и 9: «Но если бы даже мы, или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». Греческое слово анафема употребляется в греческом Ветхом Завете, когда речь идет о проклятии Божьем, наложенном на что–то или кого–то, предназначенного Им к разрушению. Примером этому служит история Ахана. Бог сказал, что Иерихон находится под Его заклятием и предназначен к уничтожению. Но Ахан украл из заклятого, взял для себя то, что должно было быть уничтожено.

Итак, Апостол Павел хочет, чтобы на лжеучителей было наложено священное заклятие, анафема. Тем самым он говорит, что желает для них наказания Божьего. Он имеет в виду, что галатийские церкви не должны приветствовать подобных учителей и слушать их, ибо их отверг Бог (ср. 2 Ин. 10, 11).

Как же нам относиться к этой анафеме? Может быть, не обращать на нее внимания, приписав ее несдержанному всплеску темперамента? Может, надо отвергнуть ее как несовместимую с Духом Христа и недостойную Христова Евангелия? Может быть, сказать, что произнес ее Павел, дитя своего века, не знавший ничего другого? Многие так и поступили бы, но есть по крайней мере два соображения, указывающие на то, что анафема Павла не была вызвана его личной неприязнью или жаждой мщения по отношению к учителям–соперникам.

Во–первых, проклятие Апостола, или желаемое им проклятие Божье, носит всеобщий характер. Оно посылается на всякого учителя, искажающего сущность Евангелия и проповедующего искаженное Евангелие. Это ясно из 9–го стиха: «Как прежде мы сказали, так и теперь еще говорю: кто [т. е. всякий] благовествует… ». Исключений нет. В 8 стихе Павел специально применяет это же правило как к ангелам, так и к людям, добавляя и себя: «Если бы даже мы…». Ревность Павла по Евангелию настолько бескорыстна, что он желает проклятия Божьего даже на себя, если вдруг сам извратит Евангелие. То, что он включает сюда и себя самого, снимает с него всякие подозрения в личной неприязни и враждебности.

Второе соображение заключается в том, что Павел произносит проклятие сознательно и с осознанной ответственностью перед Богом. К тому же, оно произнесено дважды (ст. 8 и 9). По словам Джона Брауна, шотландского богослова XIX века, «Апостол повторяет анафему, дабы показать галатам, что это не крайность, не вызванное эмоциями преувеличение; это его взвешенное и неизменное мнение».[10] «У людей ли я ныне ищу благоволение, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым». По–видимому, соперники обвиняли его в том, что он только следует духу времени, угождает людям, приспосабливает проповедь к запросам слушателей. Но разве такое вот резкое суждение о лжеучителях мог бы произнести человек, стремящийся угодить людям? Напротив, никто не может служить двум господам. А поскольку Павел прежде всего служит Иисусу Христу, он стремится угодить Ему, а не людям. Таким образом, именно как «раб Христов», ответственный перед святым Господом, он взвешивает свои слова и осмеливается произнести строгую, торжественную анафему.

Итак, мы видим, что Павел произносит анафему, во–первых, беспристрастно (кем бы ни были лжеучителя) и, во–вторых, намеренно (в присутствии Господа Христа).

Можно задать вопрос: «Чем вызваны такие сильные чувства и почему он так резко их выразил?» Налицо две причины. Во–первых, на карту была поставлена слава Христова. Мысль о том, что для спасения необходимы человеческие усилия, пусть даже только в дополнение к совершенному Христом, оскорбительна для Его завершенного дела. Утверждая подобное, мы подразумеваем, что сделано Христом было недостаточно и людям надо что–то к этому добавить, как–то улучшить сделанное. В конце концов, подобное означает, что крест был лишним: «Если законом оправдание, то Христос напрасно умер» (Гал. 2:21).

Вторая причина, по которой Павел так остро воспринимал происходившее, заключалась в том, что речь шла также и о благе человеческих душ. Он писал не о какой–то тривиальной доктрине, а об основе Евангелия. Он говорил не о тех, кто просто придерживался ложных вглядов, но о тех, кто учил этим взглядам и смущал других. Павел бесконечно заботился о человеческих душах. В Послании к Римлянам 9:3 он объявил, что желал бы сам быть отлученным от Христа (буквально, стать анафемой), если бы этим мог спасти других. Он знал, что благовествование Христово — это сила Божья к спасению. Поэтому искажать Евангелие значило разрушать путь к спасению и обрекать на погибель души тех, кто мог бы спастись. Разве Сам Иисус не произнес проклятие на тех, по чьей вине соблазняется брат, говоря, что «тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили в море» (Мк. 9:42)? Таким образом, видно, что Павел не противоречит Духу Христа, а, напротив, следует ему. Конечно, мы живем в такое время, когда иметь ясное и твердое собственное мнение считается ограниченностью и нетерпимостью, не говоря уже о том, чтобы резко расходиться во мнениях с кем–то другим. Что касается проклятия на лжеучителей и соответствующего отношения к ним церкви, для многих это вообще немыслимо. Но я осмелюсь сказать, что, если бы мы больше заботились о славе Христовой и о благе человеческих душ, мы тоже не смогли бы оставаться терпимыми к искажению Евангелия благодати.