Поскрёбыши - [69]
«Наталья Ильинична, - перебивает Маринка, - что искать? Всем известно, что любовь смертельна. Стрелы ее – стрелы огненные». Ах, как я вовремя взяла ее в ученицы. Если на мне уже есть какой-то ангельский чин, то она пока ангельским чином ниже. Слушается. А чаще я ее слушаюсь. Конечно же, искать нечего. Следствие окончено, забудьте. В скорбном доме, как и полагается, скорбь. Скорбные листы Валентина и Антонины уже сданы в архив. На пруд и рощу Канатчиковой дачи со всех сторон наступает сумасшедший мир. И где грань – неясно.
Двойники
Они родились в один день и час в двух родильных покоях одного роддома. По оформленным позднее записям Константин Александрович Арапов и Александра Константиновна Воропаева, каковую фамилию сохраняла всю жизнь. Нет, их никто не подменил. Уж кого матери произвели на свет, того и получили в принесённых из дому одеяльцах, мальчика в голубом, девочку в розовом. Странность была в другом. Эти две женщины после родов лежали в одной палате. Кого-нибудь из их младенцев всю дорогу забывали положить на каталку и приносили потом кормить с такой задержкой, что остальных давно уж увезли. ПРИ ЭТОМ ОПОЗДАВШЕЕ К КОРМЛЕНИЮ ДИТЯ ИЗ РУК ВОН ПЛОХО ЕЛО. Выписали их в один день, но за девочкой приехали до обеда, а за мальчиком ближе к вечеру. Тут с этого последнего хотели снять бирку. НО ОНА ОКАЗАЛАСЬ УЖЕ СРЕЗАННОЙ. Собираясь домой, юные жены обменялись телефонами. Когда же через год пытались условиться о взаимных визитах с детьми, НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВСЯКИЙ РАЗ РАЗРУШАЛИ ИХ ПЛАНЫ. Легко смирившись с таким невезеньем, они тем не менее послали друг другу фотографии малышей, сделанные в день их двухлетия, КОТОРЫЕ БЫЛИ ИДЕНТИЧНЫ ВПЛОТЬ ДО ДЛИННЫХ ЛОКОНОВ.
Каждая подумала – приятельница обдернулась, ошибочно отправив назад только что присланный ей снимок. Но телефонных звонков с обеих сторон – ни вопросов, ни извинений – не воспоследовало. Разбирать штемпель на полученном конверте, вспоминать день отправки своего письма для проверки придуманного объясненья почему-то не хотелось. Вскоре, томимые безотчетным беспокойством, обе подтолкнули мужьев к обмену жилья – и спрятались. Две реализации одного и того же замысла росли невдалеке и, должно быть, уже порядочно различались. Не до пятнадцати же лет они были на одно лицо. Возможно, их рожденье приветствовали разные музы, и от фей они получили отнюдь не одинаковые дары. По-моему, Терпсихора с Талией пришли взглянуть на Алю, Урания с Полигимнией на Костю. Мне кажется, Аля вышла общительной и удачливой, Костя замкнутым и неловким. Дальше, читатель, простор для твоей собственной фантазии.
Или всё было иначе? Терпсихора-Талия припожаловали к Косте, Урания-Полигимния к Але? Костя рос общительным и удачливым, еще и в богатой семье? А бедняжка Аля становилась всё более замкнутой и неловкой, жизнь ее не баловала? В общем, увидим, как на самом деле получилось. Ведь всё еще может перемениться. Над нами течет живое небо, и облака, как сиюминутное Божье творенье, громоздятся и рушатся. Настает безоблачная ночь. В размеченных квадратах неба перемещаются строго исчисленным путем поименованные светила. И не привносят никакой ясности в эту историю. Кто пришел, в какой колыбели лежал и какая ему была обещана судьба. Единственное, что остается несомненным, так это двойственность существ, о коих идет речь. Не исключено, что один проведет свои годы бурно. Другой, вернее всего, положит жизнь в долгий ящик, чтоб грезить, видеть сны, и то непонятно, свои или чужие. Кажется, именно так тут и сложилось. «Когда кажется, надо креститься»,- говорит мне Маринка, тут как тут. Да, Маринка, я ничего не знаю. У меня нет никакого плана. Это всё само вырастает, как дерево, и я узнаю его по плодам. Буду стараться, чтоб каждому из этих двоих досталась хоть малая толика счастья. Нельзя? ну, кому-то одному, если получится. Дальше, Маринка, пойдет сплошной клип. Смотри не проморгай.
Аля смотрит на песчаную дорогу, по которой уходит ее любовь. Сейчас скроется из глаз. Этот человек никого не подпускает на расстоянье ружейного выстрела. Дорога взбирается на плоский холм и пропадает за ним. Впереди качаются кусты. Живые, отчаянно сопротивляющиеся ветру.
Арапов не спит. Выбрал свою месячную норму снотворного и не позволяет себе больше. Ведет строжайшую бухгалтерию. У него пунктик. Нежданно-негаданно в пять утра уснул – подарок Морфея. Ему снится вечно повторяющийся сон №1. Пылит полого идущая вверх дорога, скрипит песок на зубах. Вывернут ветром куст с серебристой изнанкой листьев. И такое чувство: если бы понял, где встречал такой пейзаж, стал бы наконец счастлив.
Аля вдвоем со своим другом в Крыму. Не с тем, недостижимым и непостижимым, а уж с кем пришлось. С рассеянно терпящим ее веселым человеком. Жизнь с ним похожа на парк с красными дорожками. Дом какой-то растянутый, стоит низко, почти без фундамента. Выходов два или три – Аля в то крыло не суется. Там палисадник с изгородью и высокими мальвами. Ихняя стеклянная дверь выходит прямо на улицу, затянута тюлем на кнопках. Другие, ведущие вглубь дома, иногда забиты гвоздями, а то и просто заложены засовом с той стороны. Ощущенье незнанья и незащищенности. Сколько там, за стеной, хозяев, сколько жильцов – неизвестно. Но кто-то шебуршит. Аля притаилась. Думает лишь об одном: слышно ли кому-нибудь ее куцее счастье, альтернатива полному одиночеству. Счастье, счастье, счастье – не считай мне в тексте этих слов, Маринка.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
А что, если начать с принятия всех возможностей, которые предлагаются? Ведь то место, где ты сейчас, оказалось единственным из всех для получения опыта, чтобы успеть его испытать, как некий знак. А что, если этим знаком окажется эта книга, мой дорогой друг? Возможно, ей суждено стать открытием, позволяющим вспомнить себя таким, каким хотел стать на самом деле. Но помни, мой читатель, она не руководит твоими поступками и убеждённостью, книга просто предлагает свой дар — свободу познания и выбора…
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)