Поскрёбыши - [26]

Шрифт
Интервал

И поехал Никитушка во Мценск. Трое бесенят – Шустрик, Шортик и Шельмец – залезли в Ларисин багаж, изрядно его утяжелив. Провожавший их пятерых Олег грешным делом подумал: мать втихаря накупила в Москве тряпок, покуда хозяйничала. Но промолчал. Жертва со стороны Ларисы была велика и очевидна. Шутка ли – взять на себя маленького юродивого. Сидеть как привязанная.

Основной состав бесов остался при Олеге. Уж они его из своих лап не выпустят. Что троих командировали с Никитою – так это пустяк. Имя им легион. На каждую православную душу найдется по бесу, уж точно. А к Олегу, ввиду его исключительности, или исключенности, как вам больше понравится, их было приставлено препорядочно. Но коль черти в душе гнездились, значит, ангелы жили в ней? Я не в курсе. Врать в серьезных вопросах не хочу. Закрытый он для меня человек, и душа его потемки.

Теперь лямку тянули в основном бизнесвуменша и ее дочь, не то чтоб ни в чем не повинная, но уж очень симпатичная в оголтелой своей влюбленности. Евгения в данном непростом деле выказала себя железной ледею. Уж влипли, так влипли. Сашенька же всё кашляла. Ее изящной формы головка обросла темной щетиною. Кольцо осталось лишь в одном ухе, второе потерялось. Ничего, так даже круче. Саша потихоньку становилась достойной дочерью своей матери. Доходы профессора Воробьева были весьма и весьма скудны, а взяток брать он не умел. Олег по-прежнему оставался у дядя не в чести, про ВУЗ вообще помалкивал. Всё хвосты, хвосты, ровно как у чертей, к нему приставленных. Непонятно, что вообще Олегу светило.

Дитя во Мценске окрепло и похорошело. Лариса была ловкой нянькой и чужим-то слабеньким детям, а уж своему родному тем более. Мальчик до сих пор толком не говорил. Так. десяток слов, не больше. И то достиженье. Четвертый год парню шел. Но вот как-то раз Лариса снова услыхала: он поет, один в комнате, и со словами. Смысл остался темен:


Шустрик, Шортик и Шельмец –

Вот и песенке конец.


Бросилась из кухни в комнату – бесенят уж и след простыл. Обняла Никитку, понукала: ну же, повтори! ни в какую. Как практик-логопед без образованья, Лариса знала: в пении у ребят получается то, что не выходит в речи. Попробовала с ним петь:


Жили у бабуси

Два веселых гуся…


Не продвинулась ни на йоту. Только чертенята, прочно взявшие над Никитою шефство, могли его чему-то выучить. Во Мценске они стали скромней – всё же провинция. Больше не учили мальчика браниться, но затвердили с ним еще несколько жизненно необходимых слов. Лариса приписывала успех себе и втайне гордилась. Прилежно растила, баловала на Евгеньины деньги. Забыла думать о генералах. Не помнила безобразно выгнутых фуражек с кокардами. Опять зачастили к Ларисе неудалые выпускники детдома. Качали Никиту на коленях, подъедали за ним вкусненькое. Так и стоял город Мценск – не лютой славой купчихи Катерины Измайловой, а нерастраченной материнской силою пригожей Ларисы. У ней, у Никиткиной бабушки, фигура была еще такая ладная, что впору возглавлять физкультурные парады советских времен. И точно глаза замстило отставным военным города Мценска: никто к ней не сватался, никто не подсыпался. Провинциальные нравы строги, а постперестроечная демография – кривобокая дамочка.

Олег понимал: когда-нибудь да прекратит Евгения свои дотации. Скоро Саша окончит инъяз, от него тоже ждут, что он рано или поздно получит диплом. Нужно сейчас, пока ситуация кой-как расшилась, готовить запасной вариант. Ничего кроме поисков другой женщины Олег не придумал. Была жена намного моложе его – теперь пусть будет старше. Лишь бы прописала. Смотрим в интернете. Прогресс, блин. Нашлись две разведенки за сорок, назначившие ему свиданье. Но черти всё так запутали, что свиданье вышло втроем. Дамы влепили ему с обеих сторон две звучные пощечины. А беси откровенно высунули рога из-за стойки бара и нахально пели под минусовку на мотив Генри Перселла:


Улов у нас не мал –

К нам в сеть Олег попал.

Улов у нас не мал.


Олег приуныл. Роль жиголо ему не давалась. Его любила одна Сашенька, и та всё худела – не на что было платьишка надеть.

Молодые тихо горевали каждый о своем. Олег – о том, что не продал свою свободу по всем правилам торговли. Даром отдал, да еще приплатил. Чуткая Сашенька в глубине души догадывалась, что безграничная ее преданность связывает Олегу руки, что он остыл, и она ему постыла. А дитя за мягкую Мценскую зиму разрумянилось. Всё каталось на саночках с горы. Лариса думала – Никитушка сам такой проворный. Не дано ей было видеть троих чертенят, что подталкивали в спинку сани и придерживали на поворотах. Мальчик чисто выговаривал: шибче, шибче, чем приводил Ларису в умиленье. И теплый снег орловщины разлетался веером от старанья резвых бесенят. От храма доносился родной звон – бесенята им нимало не смущались. Никитка заслушивался, после повторял правильно и по мелодии, и по ритму: диги-диги-дон, диги-диги-дон. На Ларисину душу слетала дотоле неизведанная радость, она захлебывалась от любви к внуку.

Так прошла развеселая масленица, так пришла дружная весна недальнего нашего юга – орловщины. Первый раз слышите вы от меня (раньше не до того было), что у Ларисы рядом со Мценском имелся участок, или сад, или дачка. В разных местах у нас называют это по-разному. Получила шесть соток за долгую добросовестную работу в детдоме. Когда уезжала в Москву нянчить, оставила на соседа через канавку, владельца (теперь уже и по закону) смежного участка. Сосед был работящий и мог использовать по назначенью все двенадцать соток, свои и Ларисины. Человек весьма и весьма примечательный. Звали его Иван Антоныч, как некогда недолговечного младенца-государя. Служил звонарем храма во Мценске. Отзвонил – с колокольни долой. Сядет на громоздкий мотоцикл с коляской, и вот уж мимо смирных частных домишек – у себя на участке. И у Ларисы заодно. Звонариха его померла перед Ларисиным отъездом. Детки – двое умных сыновей – оба стали попами в дальних приходах. Смекаете? смекайте, смекайте. Был он костист и жилист. Пил всего ничего. Меньше других, во всяком случае. С Ларисой был вежлив и к ней услужлив. Но тут вышло неладно: к Ларисе, одно к одному, подселился на дачу свой местный черт, тоже жилистый и услужливый. Послушайте, какая из того вышла чертовня.


Еще от автора Наталья Ильинична Арбузова
Тонкая нить

В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.


Мы все актеры

В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.


Не любо - не слушай

Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.


Можете звать меня Татьяной

Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.


Продолжение следует

Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.


Город с названьем Ковров-Самолетов

Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.


Рекомендуем почитать
Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Его первая любовь

Что происходит с Лили, Журка не может взять в толк. «Мог бы додуматься собственным умом», — отвечает она на прямой вопрос. А ведь раньше ничего не скрывала, секретов меж ними не было, оба были прямы и честны. Как-то эта таинственность связана со смешными юбками и неудобными туфлями, которые Лили вдруг взялась носить, но как именно — Журке невдомёк.Главным героям Кристиана Гречо по тринадцать. Они чувствуют, что с детством вот-вот придётся распрощаться, но ещё не понимают, какой окажется новая, подростковая жизнь.


Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.


Озеро стихий

Сборник «Озеро стихий» включает в себя следующие рассказы: «Храбрый страус», «Закат», «Что волнует зебр?», «Озеро стихий» и «Ценности жизни». В этих рассказах описывается жизнь человека, его счастливые дни или же переживания. Помимо человеческого бытия в сборнике отображается животный мир и его загадки.Небольшие истории, похожие на притчи, – о людях, о зверях – повествуют о самых нужных и важных человеческих качествах. О доброте, храбрости и, конечно, дружбе и взаимной поддержке. Их герои радуются, грустят и дарят читателю светлую улыбку.


Выбор, или Герой не нашего времени

Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».


Больная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)