Поскольку я живу - [13]

Чего стоило Рыбе-молоту замять это все, Влад по сей день не знал. Тогда он об этом и не думал. У него погибал лучший друг.

Он все еще помнил, как нашел его. Помнил сутки в клинике, где его откачивали. Помнил вырвавшееся из него усталое, лишенное жизни: «У меня два выхода. Или сдохнуть, или к ней». У Фурсова даже вопросов не возникло, о ком он говорит. Когда все изменилось – он помнил тоже.

Звонить Ивану Влад не стал. Не представлял себе, как сказать. Не представлял себе, как будет оправдываться. Черт подери, это даже не его дело.

Когда народ с прослушивания разошелся, а он сам добрался до дома, минут сорок провел, глядя на записи концертов, найденные на Ю-тубе. Кто ее отобрал? Кто прислал это чертово приглашение? Впрочем, можно ли было его не прислать после просмотра этих проклятых выступлений?

В конце концов, добравшись до кофе, уже вечером он сбросил Мирошу сообщение. Всего несколько слов:

«Пианистку выбрали. Полина Штофель. Загугли».

Глава 3

* * *

В самых лучших городах пахнет морем.

В самых лучших городах пахнет морем.

В самых лучших городах пахнет морем.

Заклинило. С этой фразой он ложился спать. С ней распахнул глаза под утро.

Они приходили редко, эти фразы, но подолгу не оставляли в покое. До тех пор, пока он сам не разродится дальнейшим текстом. Чем-то завершенным. С четким и ясным финалом. Который совсем не обязательно ляжет на музыку, ни во что не закольцовываясь.

В последнее время стихи не всегда находили свою мелодию, не нуждались в этом, становились чем-то самостоятельным. Тексты текстами быть переставали.

Строки падали на грудь невыносимой тяжестью и не давали дышать по ночам. Будили, едва засыпал, удушьем. И чем дальше, тем более ясным становилось, что вдохновение – нихрена не полет, не легкость, не эйфория. Вдохновение – это груз, который, свалившись на хрупкое человеческое тело, не оставит от него и мокрого места.

Вдохновение – это то, за что однажды придется платить. И цена у каждого своя. Мирошева прежде казалась ему непомерной, но он привык. Платить привык. Сейчас – так и вовсе считал себя платежеспособным.

По правде сказать, сон все же скорее нормализовался. Бессонницы, как раньше, до второго рождения, уже не мучили. Временами он даже чувствовал себя здоровым, не нуждающимся в том, чтобы искать снотворное, рыская по ящикам квартиры. Ни снотворного, ничего другого.

Иногда являли себя кошмары. Нечасто, зато во всей красе. Но, во всяком случае, сейчас он мог быть уверен, что то не галлюцинации от несовместимого с жизнью кайфа. А всего лишь сновидения. Морок, который рассеется, едва взойдет солнце.

В восходе солнца Мирош был уверен – оно всегда встает, даже тогда, когда лучше бы его не было. Возможно, все потому, что он здесь? Здесь – вместо Саммерхилла? Вместо Подола, к которому начал привыкать заново?

В комнате было темно. Он даже глаз не раскрывал. Пошарил по прикроватной тумбочке ладонью и наткнулся на телефон. Тот ярким светом ударил по едва размеженным векам, и Иван поморщился. 4:32. Ну и какого лешего? Ночь-полно?чь. Нахрена в городах пахнет морем?

Впрочем, в этой комнате если чем и пахло – то зеленым чаем, бергамотом и чем-то еще пряным, источаемым аромадиффузором. Тоже то еще давление на психику. Может быть, город здесь и ни при чем. Когда он в прошлый раз останавливался в этой гостинице, администрация еще не страдала такой х*рней. Но сейчас она заставляла страдать его.

Иван медленно поднялся с кровати и доплелся до окна. Оно выходило на гавань и порт. Откроешь – услышишь шум волн. Услышишь шум волн – вспомнишь, кто ты. Сейчас окно прятало его от мира и самого себя за бамбуковыми римскими шторами. Он повозился, поднимая их, чтобы добраться до фрамуги. И только тогда смог глотнуть воздуха – еще ночного, резкого, предрассветного. Тот ворвался в комнату вместе с мартовским ветром и коснулся его лица, пощекотал кожу, прошелся по густым волосам и устремился по углам помещения, вытесняя пряный запах аромалампы. Ночь пульсировала вместе с шумевшим в сотне метров от гостиницы морем, а он сам вглядывался в него, поеживаясь от холода. Оно было темнее неба, которое еще не проснулось, но уже теряло свою бесконечную глубину, окрашенную в цвета космоса.

В самых лучших городах пахнет… зеленым чаем.

Иван отлепился от окна. Глаза к темноте привыкли, не нужно было брести на ощупь в поисках кровати. Упал на подушку в надежде снова заснуть, но теперь, под дыхание волн, это стало казаться нереализуемой задачей.

Снова сел. Потянулся к телефону. 4:39.

В Торонто детское время, еще десяти нет. Мисс Кларк укладывается не раньше одиннадцати. В нормальных обстоятельствах Иван встал бы около восьми, когда мисс Кларк определенно видела бы, если не пятый, то третий сон. И прочитал бы ее вечернее сообщение, неспешно ответил на него и забыл о существовании мессенджера до позднего вечера, когда у нее день в разгаре.

Иногда, если он не вырубал интернет на телефоне, она будила его среди ночи. Подчас он не помнил, что где-то там – есть Мия. Временами – и она не вспоминала. В зависимости от загруженности. Изредка – тянуло. Но ввиду бешеного ритма жизни обоих и разных часовых поясов их «изредка» не совпадали.