Посиделки с Олегом - [37]

- Да у меня тут аттракцион радости! – Воскликнул он и поставил на пол большой белый пакет, где находилось около десяти флаконов сиропа и загадочный тюбик. – Смотри, что я тебе еще принес.

- Это что, зай?

- Гормоны, которые не надо колоть, - начал он. – Трансдермальные технологии, просто втираешь гель.

- Даа?

- Да. Сейчас покажу. Разденься по пояс.

Немного стесняясь Диметра сняла с себя майку, обнажив перед ним грудь и пухлый живот.

- Бляяя! Да не стесняйся ты – я же твой парень!

- Можно сказать, даже муж.

- Не даже, а муж!

Он достал из зеленой упаковки металлический тюбик и белый пластмассовый аппликатор к нему, на который он, чтобы отмерить дозировку, нанес прозрачный на вид гель, после чего начал аккуратно втирать его в правое предплечье Диметры. Густой прозрачный гель быстро впитывался и издавал резкий запах спирта. Дальше он отмерил аппликатором еще раз, нанес на левое предплечье, живот, в котором тонули его пальцы.

- И противозачатки глотать не надо, - заметил Олег.

- Да в аптеку вообще идти тошно. Как то за противозачаточными таблетками зашла, а там такой провизор, раза в два толще меня, спрашивает противным голосом: «А у Вас по назначению врача?».

- Ну, это ее работа – спрашивать противным голосом. Гель легче купить. Д и вообще, Дим, вам – бабам – везет: и гели трансдермальные , и пластыри, а у нас только уколы.

- И пластыри есть?

- Конечно! Сейчас даже стационаровская дурь в виде пластырей выходит: клеишь хоть на жопу и часа два балдеешь.

- Вот мне всегда было интересно. – начала она. – Почему в упаковке противозачаток, не такой уж и большой,  всегда есть тонкая картонка с синей розочкой, в которую входит пластинка таблеток?

- Наверное, чтобы мальчикам было легче прятать гормоны от родителей. Не знаю, - пожал плечами Олег.

- Милый, а когда ты впервые себе укол решил сделать?

- Укол? – уточнил он, начиная рассказ. – Смешная это история. Бухал с одной мыслью: дожить до двадцати, а там хоть трава не расти. А тогда, прикинь, мне тридцать стукнуло, разосрался со всеми, даже со своей тогдашней. Я примерно понимал его действие, чтобы не передознуться, но, признаться честно, тогда мне было без разницы – ничего не страшно.

- А мне всегда страшно делать что-то впервые, - прервала она Олега.

- Такова природа страха: сначала новизна пугает, потом мы входим во вкус и не боимся ничего. – Он открыл пятилитровую бутыль питьевой воды, поднес ко рту и стал пить, очень много.

- Разве человек может не испытывать страха?

- Может, - уверенно ответил Олег. – Ведь что такое страх перед лицом Вечности? Ничто! Ну так вот.. На чем я остановился?

- На том, что тебе было ничего не страшно.

- Да. Тогда я вколол себе и улетел. То, что я видел – это, пожалуй, было самым интересным зрелищем… - Он встал и направился к стоящему у стены столу, порылся в ящике. – Вот! Нашел!

Олег, вернувшись в комнату, протянул Диметре ампулу со словами:

- Смотри, что у меня есть!

- «Лазикс», - прочла она вслух название.

- Он самый.

- Одно из названий фуросемида, - заметила она.

- Ууу, с тобой не интересно, - улыбнулся он. - Я сюрприз хотел сделать, а ты уже все наперед знаешь. Давай, я тебя напою, а? Из незамерзайки.

- Ну, вот так вот. – Он подошла к нему, и Олег стал поить ее, держа тяжелую бутыль, из которой она старалась выпить как можно больше.

- Да ну тебя! Покажи попу!

- Знаешь, страшно всегда пробовать что-то новое.

- Бояться – это расписаться в собственной беспомощности! – резко воскликнул Олег и набрал содержимое ампулы в шприц. – Расслабься и не дергайся, - приказал он Диметре.

Вскоре она почувствовала проникающую иглу. Нельзя сказать, что его руки были легкими. Сделав за свою длинную жизнь много уколов, Олег так и не набил руку, точнее, это просматривалось во всех его жестах – некая неподдельная грубость.

- Подержишь ватку пару минут, чтоб инфекция не попала, а дальше можно ждать эффекта, - Рассказал Олег, сняв с себя семейники и уколов себя сем же самым Лазиксом.

-  Звук струящейся мочи – это самая гениальная в мире музыка. Ни один из великих композиторов так и не смог в своих произведениях превзойти этого запредельного божественного звучания, - с отсутствующим взглядом медленно произнесла Диметра.

- Ну ты и мастер изречений! – похвалил Олег. – Глядя на тебя сам сейчас изреку что-нибудь.

Он одел трусы, прикрепив их резинкой вату со спиртом на месте укола, после чего поставил стул посреди комнаты, взял пакет апельсинового сока, открыл, выпил прямо из пакета залпом где-то треть и протянул Диметре.

- На, держи! Наша задача – выпить столько, сколько влезет. – Сообщая об этом он медленно встал на стул, выпрямился, пригладил волосы. Глядя на него даже и не верилось, что Олег когда-то растил волосы, пытался их, от природы смоляные,  высветлить под Курта Кобейна и во дворе горлопанил «The man who sold the world».

- Удовлетворение тела и духа – вещи неразделимые, - начал Олег. – Познание истинной природы вещей, истинного содержания мыслей и истинной значимости чувств заключается в орошении своей собственной влагой тела любимой.

Олег стоял и говорил с гордо поднятой головой и смотрел так, как будто его слушают миллионы. В этот момент он был похож на пастыря, вещающего свою проповедь множеству алчущих верующих; на диктатора, произносящего пламенную речь перед собравшимся на митинг населением  своей страны; на артиста-гипнотизера, проводящего свой сеанс  перед публикой; и делом Диметры при этом было: мирно устроится на полу перед ним, упоенно слушать и пить сок.