Пощады нет - [84]

Цех за цехом вновь открывались на фабрике Карла. Опять зажужжали и завизжали пилы; до чего больно было смотреть на блестящие машины, которым столько времени пришлось молчать, безумие остановило их, и как только снова загудели моторы, сразу стало легче дышать: в мире все-таки сохранилась еще крупица разума.

Фабрика начала изготовлять серийную, простейшую мебель для оборудования бараков. Приняты были, правда, в небольшом количестве, новые рабочие. Карл действовал так, точно чувствовал, что работа и утверждение себя в этом мире, какой он ни есть, — главное, хотя бы семья и не давала радости, а дети росли без отца. До сих пор его счастливая семейная жизнь считалась исключением, теперь он, Карл, ничем не отличался от других, что же в этом особенного?

В большой, богато обставленной квартире Карла Собиралась теперь часто вечерами группа крупных промышленников, объединившихся для обсуждения связанных с кризисом трудностей. На одном из таких заседаний, которое происходило в музее — фрау Юлия собственноручно сервировала на круглом столе чай (они соблюдали видимость согласия), Карл, чувствуя за спиной своего старого приятеля — жестяного рыцаря, — сказал друзьям:

— Кризис свиреп. Не мы его создали. Вероятнее всего, он — следствие какого-то порока в вашей экономической системе. Но разве мы придумали эту систему? Может кто-нибудь указать нам более совершенную систему? Имейте в виду: если какая-нибудь заковыка и не видна сегодня, то она обнаружится завтра. Пусть нам не морочат голову утопиями. Мы не сидим сложа руки, благоденствуя на свои ренты. Пусть нам не навязывают рецептов, как осчастливить мир. Времена нынче для фантастики и эксцентричности неподходящие. Когда человек голодает, он требует хлеба, а не царства небесного. Итак, к делу. На меры по части социального обеспечения жаловаться не приходится. Издаются законы, позволяющие так глубоко залезать к нам в карман, что мы чуть ли не вынуждены приостанавливать производство. Мы — промышленники — дошли до предела, когда нам приходится сказать правительству: вот черта, и за нее нельзя выходить. Будьте добры обратить свой взор в другую сторону, а нас, которые покорно давали — это не преувеличение — грабить себя, оставьте в покое, ибо мы в нем нуждаемся. Еще два года такого кризиса и внутреннего напряжения — и все деньги скроются по чулкам и кубышкам или утекут за границу. Мы будем сметены с лица земли, а страна — превращена в развалины. Правительству останется только армия, которую оно не сможет оплатить.

Седобородый председатель союза поглядывал на Карла с тревогой и любопытством. Этот человек и в самом деле иного полета, чем его добродушный дядя, и симпатичнее он (какая нетерпимость в тоне) с годами не стал.

— Итак, коллега, что вы предлагаете?

Карл одним взглядом окинул предметы, составлявшие обстановку его роскошной гостиной, драгоценные шкафы, византийскую лампу (кто держал и переносил на своих руках эти вещи, чьим языком говорили они?), стол в дальнем углу и на нем оловянный подсвечник с зажженными свечами; от бюста, стоявшего в этом полутемном углу, на стену и потолок высоко легла, сломавшись, черная тень человеческой головы, над Карлом пронеслось виденье, но он не уловил этого воспоминания — сидящая на кухне мать, отчаявшаяся, беспомощная, выброшенная на ту самую улицу, по которой ему суждено было позже блуждать.

— Методы борьбы с кризисом, его последствиями и причинами, применяемые в широких масштабах, явно метят не только в кризис. Бьют по мешку, а имеют в виду осла. Осел — это мы. Не видно стремления улучшить состояние промышленности, как-то регулировать, находить соглашение по спорным вопросам в области производства. Налицо лишь стремление уничтожить нас. Так пусть уж открыто скажут, что они хотят наложить свою руку на производство. Нельзя допустить, чтобы государство придерживалось в настоящий момент политики мирного времени. Незачем соблюдать декорум. Какова должна быть прямолинейная политика, опирающаяся на нас и на военную силу, по отношению к партиям агрессивным — это ясно. Надо заблаговременно сорвать маски с коноводов этих партий. Остальное приложится. (Очистить улицы!)

У Карла был болезненный, переутомленный вид, под глазами обозначились мешки. Он сидел под сенью своего жестяного рыцаря, у круглого стола, убранного после чая руками Юлии, расставившей пепельницы и коробки с папиросами. Грациозная фигурка Юлии, такая хрупкая рядом с ширококостным хозяином дома, сновала взад и вперед по комнате, радуя глаз шестерых мужчин. Но вот она исчезла, и они услышали ледяные слова ее мужа. Когда он кончил, несколько секунд все молчали. Высокий круглолицый господин. представитель тяжелой индустрии, мирно, как младенец, посасывавший свою сигару, заговорил. отвечая Карлу, точно тот лично к нему обращался.

— Чрезвычайно смешно. В самом деле. Вы, «человек мягкого дерева», даете нам, «людям стали» такие советы. По существу, мы с вами согласны, безусловно, под каждым вашим пунктом я бы расписался, безусловно. Но почему вы предлагаете такие резкие меры, этого я не понимаю. Я за бархатные перчатки, дорогой друг. Двойное преимущество — кстати и рук не замажешь. У меня дома куча детей. Различные воспитательницы по-разному обламывали себе на них зубы. Но меньше всего мучились те из них, которые действовали уговорами, это ясно, безусловно. Почему не попробовать уговорить? Денег не стоит. Надо щадить самолюбие человека. Каждому хочется сделать вид, будто делает все он. Тогда ему хорошо. Что касается меня, то я ничего не имею против соглашательской политики правительства. По крайней мере слышишь, что говорят другие. А это очень и очень занятно.