Пощады не будет никому - [23]

Он зашел в ванную комнату, плотно прикрыл дверь и стал раздеваться. Мелкие капельки воды на кафельном полу, испарина, выступившая на большом зеркале, женское белье, небрежно повешенное на полотенцесушители.

Лифчик еще хранил форму женской груди, и Сергей Дорогин не удержался, провел пальцами по мягкой розовой стороне внутренней части кружевного конуса. Тут же отдернул руку, будто обжегся. Попытался заставить себя не думать о Тамаре. Но не думать он смог всего лишь секунд десять, повторяя про себя одно-единственное слово, называл вещь, которая первой попалась ему на глаза: занавеска, занавеска, занавеска.

Но за те десять секунд он успел в мыслях, двигаясь вдоль логического ряда, вновь перейти от занавески к женщине.

«Занавеска — она женского рода, за ней совсем недавно, когда я думал о ней, стояла Тамара. Капли воды на ней, они летели с ее обнаженного тела».

Он ступил на поддон душа, сделанного из нержавеющей стали, ощутив подошвами тепло той воды, которая стекала с Тамары, взял в руки губку, еще покрытую пеной, в которой темнел вопросительный знак ее волоска, и долго-долго, сам не ступая под воду, мыл губку в струе горячей воды. Она напитывалась влагой, Дорогин ее сжимал, вновь выступала пена, вновь на белом черным росчерком возникал ее волосок. И на вопрос, который тот ставил, пока еще не существовало ответа. А ведь всегда и повсюду — так устроено — мужчина ставит вопрос, а женщина на него отвечает.

— Проклятье, так и сойти с ума не долго.

Дорогин, сняв усталость под душем, стал возле умывальника и вгляделся в свое отражение. К бороде он никак не мог привыкнуть, она казалась ему чем-то лишним.

Тронул ее рукой.

"Сбрить? Нет, потом. Но подровнять ее не мешало бы.

Да и волосы следовало бы подстричь".

Он огляделся. Никаких инструментов, пригодных для этого, на глаза не попалось, лишь легкий одноразовый станок в упаковке лежал на зеркальной полочке. Только Муму коснулся дверной ручки, как вновь его мыслями завладела Тамара. Он понимал, что лучший выход для них — разойтись по разным комнатам, не видеть друг друга до прихода доктора Рычагова. Он не знал, о чем именно сейчас думает женщина. Но тот факт, что она тоже оставалась в комнате, дожидаясь, пока он помоется и выйдет, говорил о многом.

Тамара сидела в глубоком кожаном кресле, положив ноги на сиденье стула, который был чуть выше кресла. Полы махрового халата разошлись почти полностью, обнажив ее ноги. В комнате было очень тепло, даже жарко, и вместе с тем свежо. Ароматный дым тонкой сигареты, дымившейся в пальцах женщины, усиливал это ощущение.

Солодкина, лишь только открылась дверь ванной, отложила книгу, прикрыв ею самый верх разреза халата.

Лютер уже лежал на ковре возле женщины, преданно поглядывая на Сергея.

— Чего уставился? — засмеялась Тамара. — Даже пес, и тот любит компанию.

Ее волосы еще хранили влагу, она не расчесала их, и от этого выглядела более живописно, более правдиво, как определил это для себя Дорогин. На ее лице не виднелось ни капли косметики, и именно поэтому она выглядела еще более обворожительно.

Дорогин развел два пальца и, изображая ими ножницы, прошелся по своей бороде, по кончикам волос.

— Постричься решил?

Дорогин кивнул.

— Из меня, конечно, парикмахер неважный, но, думаю, окончательно не испорчу, — было видно, что она рада нашедшемуся делу. — Где же я видела ножницы? — Тамара стояла, приложив указательный палец к губам, и чисто по-детски часто моргала. — Где же ножницы? — она повернулась на босых пятках и указала на комод. — Здесь, в верхнем ящике.

И точно, старые ножницы, стальные, потемневшие, нашлись в жестяной коробке из-под леденцов, среди разрозненных старых пуговиц, катушек, наборов ниток с иголками.

— Садись, — предложила Тамара, устраивая стул поудобнее. — Только погоди, халат лучше снять, а то засыплем его волосами.

Сергей распустил пояс и бросил халат на кресло, оставшись в темно-синих плавках. Тут же сел на стул и забросил ногу за ногу.

Тамара придирчиво осмотрела его тело;

— Ну вот, швы у тебя уже в полном порядке. Видишь, как я красиво зашивала, почти следов не оста лось, — она ногтем провела по розовому валику шва. — А вот это какие-то старые грехи, — засмеялась она, проводя подушечкой пальца по шву, сделанному после того, как Дорогин разбился на машине во время постановки трюка. — Однако и бурная же у тебя была жизнь! Давай, — она принялась расческой укладывать Дорогину волосы.

Затем, нагнувшись, как геодезист, выставляющий колышки в одну линию, примерилась и клацнула ножницами, чуть-чуть задев кончиками ножниц мочку уха. Дорогин даже не вздрогнул.

— Нервы-то у тебя железные, — раздался еще один щелчок ножницами.

Короткие пряди волос падали Сергею на плечи. Тамара переходила с одной стороны на другую, что-то измеряла, что-то подправляла, но не оставалась довольной.

— Ладно, это я выправлю чуть позже, а теперь займемся бородой. Вот уж чего мне никогда не приходилось стричь, так это бороду.

Она сильно наклонилась вперед, чтобы удержать равновесие, поставила ногу на край стула, чуть не коснувшись Сергея коленом. Сергей увидел в разрезе халата чуть отклонившуюся к земле грудь.