Поселок Тополи - [5]
— Ничего не выходит! — крикнул Уоллес. — Что же нам делать?
Они всё сбивали, и сбивали, и сбивали огонь…
— Ужас какой! — всхлипнул Грэм. Он плакал, а этого с ним не бывало уже года четыре. — Что я наделал! Надо его потушить, надо!..
Теперь Гарри в судорожной спешке собирал их вещи. Не то чтобы он был хладнокровнее остальных, просто он яснее их понимал, к чему идет дело, понимал безнадежность их усилий, и угрозу окружения, и возможность сгореть заживо. Он все это понимал, потому что пропустил самое начало. Он не нес за это ответственности, вина была не его, и теперь, окончательно проснувшись, он все видел ясно. Он крикнул во весь голос:
— Хватайте вещи, и бежим!
Но они не услышали или не захотели услышать. Они были все черные, с израненными ногами, даже волосы у них обгорели. Они всё махали и махали, а пламя взлетало к вершинам деревьев, и не осталось уже черных теней, а только яркий свет, красный и желтый, жестокий и страшный, и гудение, вой, взрывы, и дым, дым, как горячий красный туман.
— Нет! — кричал Грэм, — Нет, нет, нет!
Потом руки его упали, он весь трясся от рыданий, и Уоллес оттащил его в сторону.
— Уолли, — рыдал он, — что я наделал!..
— Надо отсюда уходить! — крикнул Гарри. — Хватайте вещи, и бежим!
— А башмаки? — вспомнил Уоллес. — Где башмаки?
— Не знаю, не знаю…
— Надо найти башмаки.
— Нас убьют… — рыдал Грэм. — Нас за это убьют. Это страшное, ужасное преступление…
— Куда мы девали башмаки? — Уоллес бегал кругами, как слепой, сам не зная, что делает.
Все случилось так быстро, так внезапно.
— Да бегите вы наконец! — заорал Гарри.
Голос его, видимо, дошел до сознания Грэма и Уоллеса, и все трое пустились бежать, как испуганные кролики. Они бросались из стороны в сторону, прижав к себе рюкзаки и обгоревшие спальные мешки, натыкаясь на кусты, на стволы деревьев. Всюду был огонь и хаос. Огненные мечи прорезали кустарник, огонь, как бесконечная цепь, словно нарочно окружал их и опутывал или, как стена, вырастал из земли, преграждая им путь, едва они успевали высмотреть лазейку. Даже ручей не мог им помочь. Они не знали, где он. Как будто никакого ручья и не было.
— Сюда! — крикнул Гарри, — Тут дорога.
Они помчались вниз по дороге в сторону Тинли, вернее, они думали, что бегут к Тинли, но наверняка не знали. Может быть, они просто спасали свою жизнь, убегали от страха, убегали от того, что натворили.
Когда им показалось, что опасность миновала, они спрятались в кустах возле какого-то недостроенного дома. Выли сирены, там и тут зажигались огни, автомобильные фары нашаривали дорогу. Ветер доносил до них громкие крики, истерический женский плач. Грэм неудержимо рыдал.
Над головой висело красное зарево.
2. Тополи
Тинли был расположен в предгорьях, к северо-западу от основного хребта, поселок Тополи, где у Пинкардов был загородный дом, — в Прескотском округе, в верхней части обширной долины по другую, восточную его сторону, ту, что ловила первые лучи восходящего солнца. На машине от Тинли до Тополей было миль четырнадцать, по прямой линии, через горы — не больше шести-семи.
Дорога, вдоль которой вытянулся поселок, никуда, в сущности, не вела. Она ответвлялась на восток от шоссе напротив Прескотского водохранилища и мили через две пропадала в лесу. Так обстояло дело в то знойное субботнее утро 13 января. Примерно так обстояло дело уже очень давно.
Водохранилища тут, правда, раньше не было, так же как и многих других примет, с годами ставших привычными. Дом Таннеров, самый старый из сохранившихся здесь домов, был построен в первые годы нашего века. У Таннеров росли каштаны — исполинские деревья, знакомые нескольким поколениям ребят на много миль кругом. Фэрхоллы построились в 1919 году. Хобсон заложил свой яблоневый сад в 1925-м. Коллинз основал питомник в 1937-м, а после войны в разное время появились Робертсоны, Джорджи, Пинкарды, Бакингемы. Эти семьи, их дома, их фермы, их дети были теперь главными приметами Тополей.
И дорога не всегда называлась Тополевой. Когда-то — никто не знал, когда именно, — это была тропа к хижине давнишнего поселенца. Позднее по ней ездили к золотым приискам. О приисках теперь тоже мало кто помнил. Шахты обвалились, заросли. Старожилы в молодости бросали в них сдохших лошадей, чтобы не утруждать себя рытьем глубоких ям. Но теперь во всех Тополях не было ни одной лошади, разве что пони для ребятишек, и был всего один настоящий старожил, дед Таннер. Гигантских горных тополей тоже почти не осталось. Кое-где они еще росли у дороги, возвышаясь над другими деревьями, но дни их, видимо, были сочтены. Они представляли постоянную опасность для электрических и телефонных проводов и, если бы не стойкое упрямство и не бдительность здешних жителей, уже давно были бы срублены по распоряжению не того, так другого начальства.
Поблизости было несколько высоких точек, с которых мощенная щебнем дорога просматривалась почти до самого конца. Была она красноватого цвета, с четырьмя поворотами и двумя крутыми спусками, а по обе стороны от нее извивались по оврагам ручьи. Как ни странно, самая нижняя ее точка приходилась дальше всего от водохранилища. Там она терялась в глухом лесу, и там у Пинкардов было акров восемьдесят земли, где они пасли небольшое стадо. (Жили Пинкарды в городе, а сюда только наезжали на субботу и воскресенье.) Ближе к шоссе, где земля была получше, уже второе поколение Хобсонов ухаживало за фруктовым садом, а через дорогу от них Джорджи сеяли морковь, которая шла на рынок в город, и разводили ягоды, которые сдавали на консервный завод по соседству. Еще выше по длинному склону, чуть не доходя поперечной дороги — кратчайшего пути в Прескот, — тесно друг к другу располагались участки Фэрхолла, Бакингемов и деда Таннера. К участку деда Таннера прилегало причудливой формы пустующее картофельное поле. Тут склон холма круто обрывался к источнику, откуда брал начало один из ручьев. На более ровной местности, еще ближе к шоссе и водохранилищу, акров на двести тянулся лес и кустарник, и от этой земли владельцы питомника «Джеймс Коллинз и сыновья» из года в год, по мере того как дело их расширялось, прирезали себе понемножку. Владения Коллинзов раскинулись по обе стороны дороги. На десяти акрах, прямо напротив водохранилища, стоял дом Робертсона, боком к Тополевой дороге, фасадом на шоссе. Билл Робертсон торговал топливом. Он был агентом по продаже горючего и имел контракт на поставку дров для нескольких пригородных складов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть известного австралийского писателя о подростках в современной Австралии, о становлении характера, о пробуждении первого чувства.
Повесть известного австралийского писателя о подростках в Австралии, о становлении характера, о пробуждении первого чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга из двух повестей — «Мэтт и Джо» и «А что же завтра?» — известного австралийского писателя о подростках в современной Австралии, о становлении характера, о пробуждении первого чувства.
Повесть «Пусть шарик летит», давно уже ставшая классикой англоязычной литературы, рассказывает об одном дне жизни двенадцатилетнего Джона, страдающего от последствий ДЦП. Однажды родители оставляют его чуть ли не на весь день одного. Джон решает воспользоваться случаем — доказать себе и окружающим, что он ничем не отличается от своих сверстников.