Порядок слов - [2]

Шрифт
Интервал

Нам говорят, что снова злой чечен
Ползёт на берег, точит свой кинжал…
Где то дитя, что спросит: «А зачем?..»
Ребёнка нет;
          а взрослых только жаль —
Все смотрят в сторону.
                    И, право, был ли мальчик?
Пусть на слуху Чечня, десант и Нальчик,
Народ безмолвствует.
Народ опять покорен.
Тот самый, что был вырезан под корень,
И тот, кто в землю врос —
                    или был вбит —
                                        по горло…
Но как узнать, испуганно иль гордо
Народ безмолвствует?
                              Или молчанье мудро,
А варево политики так мутно,
Что нас объединяет общий стыд
И мы молчим, чтоб не спросить: а ты?..
………………………
Молчим, забыв, что бедного Иова
Господь лишил всего, оставив Слово…

Двенадцать лет

Марго, 12-летней девочке

Давай играть, что нам с тобой двенадцать
Мучительных и безмятежных лет.
Звонок далёк, как пенсия. Сознаться,
Что алгебра не сделана? Ответ
Всегда не сходится, в ответе (а + b).
Наперекор насмешнице-судьбе
Опять решать. А заглянуть к тебе —
Обильные развесистые дроби
Теснятся, как еврейская родня…
Ответ не сходится, и мы с тобою обе
Играем в рифмы, головы склоня
И набожно уставившись в учебник.
На промокашке остаётся след
Чернил, и нам с тобой двенадцать лет.

Ответное письмо к больному

Гаспарова читать и Мандельштама,
Гриппуя от неведомого штамма;
Стучит в окно корявый сук каштана…
Прости, мой друг, я не избегнул штампа.
Россия – на пути, чтоб кануть в Лету.
Позирует «Плэйбою» Лорелея.
Освободится, вероятно, к лету
И охмурит любого дуралея.
Метафоры, как центы, сыпь в копилку:
Ведь до конца совсем не много строк —
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».

Амазонка

Чуть различимые слова
И очень внятная разлука:
Зимой рассохшегося лука
Оборванная тетива.
Костёр высокий развела,
Чтобы спалить колчан и стрелы,
Но отвернулась: не смотрела,
Как в жарком пламени горела
Её последняя стрела.

Послание Вергилию

Посвящается Р. А.

Привет тебе, Вергилий! Отослал я моего Горация на
воды: покой необходим ему и отдых, да чтобы тогу
кто-то постирал. Ночную пилят тишину цикады.
Постылый зной сочится, как цикута, и некогда
остыть земле, как утро вновь небо раскаляет добела.
Та, что розовоперстою была, сожгла, должно быть,
птиц – одни цикады (хоть мне понятней слово
«саранча»). Усталый кондиционер, урча, прохладу
льёт из жаркого тумана, и я не знаю, поздно или
рано, уже или ещё – песок так влажен,
что разбухает в талии часов, но по ночам ход
времени не важен: ведь ночь без сна – удел
цикад и сов.
А нам с тобою горсточка песка – богов подарок,
шанс продлить мгновенье под саранчи зазубренное
пенье. И мне противна Батюшкова спесь! —
на циферблате нет отметки «вечность».

Четырнадцать строк

Марго, моему Вергилию

На все вопросы, кто такой Вергилий,
Я отвечаю: это некто в тоге,
Наперсник, кореш – и моих вигилий
Участник. Это часть меня. В итоге
Мы прожили почти сто двадцать лет;
Презрел он тогу для ночной рубашки,
Но с лёгкостью напишет мне сонет
На рукаве – или на промокашке.
Мы глушим кофе, заглушая зависть:
Ведь нам отпущен очень малый срок,
Чтобы нелепых слов тугую завязь
Заставить веткой стать из новых строк
И чтоб к округлости сутулой новых цифр
Как медвежатники, мы подобрали шифр.

* * *

Моей знакомой птице, ещё не занесённой в Красную Книгу

Здравствуй, Птица!
Все мы в клетке – изначально.
Сигаретный дым струится
Так печально,
Огибая по касательной
Твой профиль,
Ветку дерева в окне
И чашку с кофе.
Не пытайся и не рвись
Из этой клетки;
Улетают строчки ввысь —
Ведь прутья редки.
А другая птица – сердце —
В клетке тоже:
Прутья часты. Дверца
Заперта построже…

Отречение

Сколько раз прокричал петух
На заре, тридцать раз или трижды?..
Луч рассветный давно потух,
Слово сказано. Но узришь ты
Ровный взгляд и спокойный лик —
Ведь опустит глаза едва ли
Иль губу прикусит на миг
Тот, кого не раз предавали.

* * *

Зима без снега —
                    как печаль без слёз.
В застывшей луже —
                              прикус двух колёс
По прихоти январского дантиста.
Метафоры иссякли. На стекле
Окна кот пишет лапою когтистой
Заветный вензель: О да Е.

Снег

Так происходит лишь во сне:
Свет шёл не с неба,
Но с неба падал ровный снег,
А свет – от снега
На мир струился целый день,
Да день торопкий:
Скорее тёплый шарф надень,
Ступай по тропке
Между сугробов, чтоб застать
Свеченье снега…
Но серый сумрак, словно тать,
Сокрыл полнеба.
Хоть на часах всего лишь три,
Включили вечер.
Оранжевые фонари
Идут навстречу.

* * *

Подумать только, как немного надо
В полубезумной сутолоке дней:
Неяркая зажжённая лампада
И тихий лик, склонившийся над ней.

* * *

Е. П.

Время течёт между пальцами,
Словно пляжный песок,
А всё же в живых остались мы,
От смерти на волосок.
Как лёд на горячих ладонях,
Время тает, капают дни…
Пока капля каплю догонит,
Мы с тобой посидим одни.
Пространство и время сужены,
Но кто-то продлил нам срок.
Дай руку, мой милый, мой суженый,
Нам осталось несколько строк.

Сиеста в кафе

Чашка бледно улыбалась
Отпечатком чьих-то губ;
Поцелуй застыл, расплавясь
На кофейном берегу.
Словно пара насекомых,
Ножки тонкие воздев,
Стулья спят в дневной истоме;
Чья-то кепка на гвозде.
Слышен моря пьяный лепет
В яркой сонной тишине…
Сигареты зябнет пепел
И мечтает об огне.

Еще от автора Елена Александровна Катишонок
Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Счастливый Феликс

«Прекрасный язык. Пронзительная ясность бытия. Непрерывность рода и памяти – все то, по чему тоскует сейчас настоящий Читатель», – так отозвалась Дина Рубина о первой книге Елены Катишонок «Жили-были старик со старухой». С той поры у автора вышли еще три романа, она стала популярным писателем, лауреатом премии «Ясная Поляна», как бы отметившей «толстовский отблеск» на ее прозе. И вот в полном соответствии с яснополянской традицией, Елена Катишонок предъявляет читателю книгу малой прозы – рассказов, повести и «конспекта романа», как она сама обозначила жанр «Счастливого Феликса», от которого буквально перехватывает дыхание.


Когда уходит человек

На заре 30-х годов молодой коммерсант покупает новый дом и занимает одну из квартир. В другие вселяются офицер, красавица-артистка, два врача, антиквар, русский князь-эмигрант, учитель гимназии, нотариус… У каждого свои радости и печали, свои тайны, свой голос. В это многоголосье органично вплетается голос самого дома, а судьбы людей неожиданно и странно переплетаются, когда в маленькую республику входят советские танки, а через год — фашистские. За страшный короткий год одни жильцы пополнили ряды зэков, другие должны переселиться в гетто; третьим удается спастись ценой рискованных авантюр.


Джек, который построил дом

Действие новой семейной саги Елены Катишонок начинается в привычном автору городе, откуда простирается в разные уголки мира. Новый Свет – новый век – и попытки героев найти своё место здесь. В семье каждый решает эту задачу, замкнутый в своём одиночестве. Один погружён в работу, другой в прошлое; эмиграция не только сплачивает, но и разобщает. Когда люди расстаются, сохраняются и бережно поддерживаются только подлинные дружбы. Ян Богорад в новой стране старается «найти себя, не потеряв себя». Он приходит в гости к новому приятелю и находит… свою судьбу.


Рекомендуем почитать
Послания

Книгу «Послания» поэт составил сам, как бы предъявляя читателю творческий отчет к собственному 60-летию. Отчет вынужденно не полон – кроме стихов (даже в этот том вошло лишь избранное из многих книг), Бахыт Кенжеев написал несколько романов и множество эссе. Но портрет поэта, встающий со страниц «Посланий», вполне отчетлив: яркий талант, жизнелюб, оптимист, философ, гражданин мира. Кстати, Бахыт в переводе с казахского – счастливый.


Ямбы и блямбы

Новая книга стихов большого и всегда современного поэта, составленная им самим накануне некруглого юбилея – 77-летия. Под этими нависающими над Андреем Вознесенским «двумя топорами» собраны, возможно, самые пронзительные строки нескольких последних лет – от «дай секунду мне без обезболивающего» до «нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист. Я повторю».


Накануне не знаю чего

Творчество Ларисы Миллер хорошо знакомо читателям. Язык ее поэзии – чистый, песенный, полифоничный, недаром немало стихотворений положено на музыку. Словно в калейдоскопе сменяются поэтические картинки, наполненные непосредственным чувством, восторгом и благодарностью за ощущение новизны и неповторимости каждого мгновения жизни.В новую книгу Ларисы Миллер вошли стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях.


Тьмать

В новую книгу «Тьмать» вошли произведения мэтра и новатора поэзии, созданные им за более чем полувековое творчество: от первых самых известных стихов, звучавших у памятника Маяковскому, до поэм, написанных совсем недавно. Отдельные из них впервые публикуются в этом поэтическом сборнике. В книге также представлены знаменитые видеомы мастера. По словам самого А.А.Вознесенского, это его «лучшая книга».