загорелых тел. Затем вертолет, накренившись, мягко описал круг. Внезапно Тома охватило непонятное беспокойство, желание зацепиться за что-нибудь и вместе с тем — стремление немедленно бежать. Он попытался убедить себя, что это просто боязнь высоты.
До него донеслись слова, сказанные Луизой Джоку: «Вот то место, возле скалы, которая напоминает рухнувший космолет».
Вертолет, выравниваясь, двинулся прямо. Том почувствовал, как на его руку легла ладонь Луизы.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она.
— Какой? — тупо переспросил он.
— Останешься ты с нами или нет? По крайней мере, хоть на некоторое время.
Он внимательно посмотрел на нее. Ее улыбка была воплощением покоя и уюта.
— Если только смогу, — проговорил он наконец.
— А что может тебе помешать?
— Не знаю, — неопределенно ответил он.
— Странный ты какой-то, — сказала Луиза. — От тебя исходит чувство грусти. Будто живешь в какой-нибудь другой, не такой благополучной, как наша, эпохе. Будто сейчас не 2050-й.
— Две тысячи?.. — вздрогнув, проговорил он, пробуждаясь от своих мыслей. — Который час? — спросил он озабоченно.
— Два часа, — произнес Джок. Это прозвучало, как дурное знамение.
— Тебе нужно взбодриться, — решительно заявила Луиза.
Среди все усиливающегося гула и шума отражавшихся от земли потоков воздуха они, слегка покачнувшись, аккуратно опустились вниз. Луиза спрыгнула на песок.
— Пойдем, — сказала она.
Том выбрался за ней.
— Куда? — глупо спросил он, оглядываясь на красные камни, проступавшие в облаке взвихренного лопастями песка.
— Твой фотоаппарат, — засмеялась она. — Он там. Давай наперегонки.
Он побежал вместе с ней — и в этот миг его беспокойство резко усилилось, выходя из-под контроля воли. Он бежал все быстрее и быстрее. Потом увидел Луизу — она, зацепившись ногой за камень, падала, распластавшись, на песок, — но остановиться не мог. В каком-то безумном безрассудстве бежал он теперь вокруг скалы и вдруг с размаху влетел в столб взметнувшегося вверх песка; это произошло так внезапно, что Том едва не закричал от ужаса. Он попытался вырваться из этого жалящего и слепящего вихря, но ощутил кошмарный страх от того, что неистовый бег уносит его в никуда.
Затем песок осел. Постепенно замедляя шаг, он остановился и огляделся. Рядом высилась качающаяся скала. Он тяжело дышал. У его ног из песка выглядывал порыжевший ремешок фотоаппарата. Луизы нигде не было. Равно как и вертолета. Долина казалась иной, более дикой и нетронутой, — кто-то, возможно, сказал бы, что она стала моложе.
Совсем уже стемнело, когда он добрел до «Тоскер-Брауна». В зашторенных окнах некоторых домиков еще горел свет. Он стер ноги, был совершенно сбит с толку и напуган. Весь следующий день и весь вечер с его постепенно сгущающимися сумерками, до самой темноты, когда камни в лунном свете превратились из красных в черные, он исследовал долину. Но нигде не удалось ему отыскать ранчо Уолверов с его черной, как сажа, крышей. Он даже не смог определить, где находилась та, похожая на огромную круглую катушку, скала, возле которой он встретил Луизу.
В течение последующих дней он снова и снова и приходил в долину. Но так ничего и не нашел. Ни разу не случалось ему быть и возле качающейся скалы в десять или в два, когда там дуют ветры времени, хотя однажды или даже пару раз он все же видел пыльных дьяволов. Потом он уехал и в конце концов обо всем забыл.
В тех книгах и журналах, которые он иногда читал, ему, бывало, попадались на глаза научно-популярные статьи с описанием двоичной системы чисел, используемой в электронно-вычислительных машинах, где один и один дают десять. Он всегда пролистывал эти страницы. Порой его взгляд натыкался на четыре уравнения, выражающих обобщенную теорию гравитации Эйнштейна:
Ни разу он не соотнес их с припевкой той маленькой девчушки: «Гик-ло, И-о, Рик-о, Джис-со».