Порванная струна - [10]

Менты сняли куртки и шапочки и стали меньше похожи, однако для удобства я решил так и называть их про себя – правым и левым. Потом они переглянулись, и один вышел. Со мной остался мент правый, тот, что помордатее и понаглее. Рожа у него была гладкая, маленькие глазки смотрели на меня вроде бы даже приветливо. Он сел за стол напротив меня, достал из ящика лист бумаги и ручку. Потом повертел в руках мой паспорт и подвинул по столу пачку сигарет.

– Закуривай, Андриаша. Не куришь, нет?

Я помотал головой.

– Это хорошо, – задушевно продолжал мент, – это для здоровья полезно. Тогда перейдем прямо к делу. Значит, ты нам сейчас быстренько и подробненько рассказываешь, как ты убил девушку.

– Какую девушку? – От неожиданности я вытаращил глаза на правого.

– Ковалеву Марианну Владимировну, одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, русскую, проживает на улице Марата, дом пять, квартира восемнадцать, – зачитал мент из блокнота.

– С чего это мне было ее убивать? Я ее и в глаза-то не видел никогда, только со спины.

– Врешь, Андриаша, – ласково гнул свою линию мент, – ты ее преследовал…

– Ничего я ее не преследовал!

– Молчать! – гаркнул он и хлопнул кулаком по столу. – Молчи, гнида, и слушай, что я говорить буду. Ты за девушкой побежал? Побежал. И не впаривай мне тут, что не сумел догнать. Чтобы ты, чемпион, не мог бабу на высоких каблуках догнать!

– А может, она на машине уехала! – сгоряча ляпнул я.

– Не уехала она на машине. – Теперь правый мент был спокоен. – Не уехала, потому что машины там не ходят, ремонт там, на Литейном, ты и сам про это знаешь. Значит, догнал ты ее, поговорил с ней – так, мол, и так. Она тебя и послала – еще бы, девка красивая, видная, а ты сморчок, лезешь к ней с какими-то сумками. Ты затаил на нее злобу в сердце, а после подкараулил в подъезде и отомстил. Ты ведь только придуриваешься, что такой маленький да слабенький, а сам вон какой спортсмен! В доме одни награды да кубки.

Так, значит, они уже дома побывали, и бабуля им все рассказала и показала. Ох и трудно с ней!

Я взглянул на часы. Стрелки бежали к девяти. Утром, когда уходил, я сказал бабуле, что приду к обеду, часам к пяти. И так задержался, а тут еще менты привязались. Бабуля уже понемногу впадает в панику. Она никак не может примириться с тем, что я уже давно взрослый и могу за себя постоять. В ее глазах я все тот же маленький Андрюшенька, которого каждый может обидеть. Поэтому, когда я опаздываю, она начинает воображать себе разные страхи – например, что меня сбила машина или подошла, допустим, целая компания, избила и бросила умирать на снегу. Никак ей не втолковать, что с моей реакцией от машины легко увернуться, а с компанией из трех-четырех человек я могу справиться, если только они не десантники из группы «Альфа».

Но бабуля этому не верит и боится за меня, а от страха ей всегда становится плохо с сердцем. Поэтому я не воспитываю ее, а стараюсь не опаздывать и обязательно звоню, если задерживаюсь. Нужно беречь бабулю, ведь у меня больше никого нет.

– Ну, что скажешь, Андриан? – напомнил о себе правый мент.

– Фигня все это, – высказался я решительно. – Хотите дело пришить? Не выйдет. Девушку убили когда? Вечером. Я в это время дома был. Вернулся тогда, отдал соседке сумку и домой пошел. И до самой ночи так дома и находился, бабушка может подтвердить.

– Ну, твоя бабуля, божий одуванчик, конечно, подтвердит, но ей верить-то не очень можно. Она проспать да и забыть могла все на свете. Головы-то у старух не больно соображают.

Я хотел ответить, что голова у моей бабули соображает лучше, чем у этого козла, но промолчал.

– Позвонить дайте! – попросил я. – Она волнуется, что меня нет.

– Обойдешься! – отмахнулся мент и вышел, заперев дверь снаружи на ключ.

Я огляделся с тоской. Комната находилась на первом этаже, но на окнах стояли решетки. Да и куда я побегу? Чтобы они меня сразу же обратно привезли? Да еще уверятся: раз побежал, значит, виноват. Я прислушался: за стенкой раздавались голоса.

Потолки в комнате были невысокие – метра два с половиной, в углу, под потолком, находилось вентиляционное отверстие, под которым стоял шкаф для бумаг, такой же обшарпанный, как и столы. Я подошел к шкафу. Наверху лежал толстый слой пыли и валялись две пустые бутылки из-под водки. Я влез на шкаф так аккуратно, что бутылки даже не качнулись, и приник ухом к решетке.

– Ерунда все это, дохлый номер, – рассудительно говорил левый мент, он сразу же произвел на меня более серьезное впечатление. – Пустышку мы, Виктор, тянем. Ну что ты ему предъявишь? Нет же у нас на него ничего.

– А чего он тогда у Громовой идиотом прикидывался?

– Мало ли кто где идиотом прикидывается! У нас половина народа прикидывается, а другой половине и прикидываться не надо – и так всем ясно, что идиоты. К тому же, возможно, бабка ограбленная путает и девушка вообще не та. Нужно было ей нищую старуху грабить! А тогда этот козел малорослый вообще получается ни пришей ни пристегни! Отдали бы его Громовой, уже давно бы дома были. А ты – расколем, расколем! Чистосердечного признания от него добьемся!

– А чего он тогда психует? – запальчиво возражал правый. – Чего дергается? Печенкой чую – нечиста у него совесть. Вот слушай, – судя по голосу, он оживился, – в тот же день в том районе магазин ограбили. Может, он про магазин что-то знает, а, Володя?