Поручик Бенц - [27]

Изо рта Гиршфогеля вылетали брызги слюны. Бенц оттолкнул его, но тот продолжал кричать. Он непременно хотел узнать, что будет делать Бенц, когда эта гадюка, эта гнусная и подлая женщина разобьет ему жизнь.

– Вы пьяны! – воскликнул Бенц, протрезвев на миг. И снова закрыл глаза.

Гиршфогель забегал по комнате, бормоча бессвязные глупости. Бенц услышал звон разбитого бокала, прерывистое дыхание и, сообразив, что Гиршфогель стоит рядом, невольно глянул на него.

Гиршфогель дрожал с головы до пят.

– Ложитесь! – сказал Бенц, не двигаясь с места.

Но Гиршфогель ничего не хотел слушать; собравшись с силами, он дико завопил:

– Неужели вы ее не убьете, а?

Вопль его был ужасен. Бенц вскочил со стула. Гиршфогель вытащил откуда-то свой блестящий офицерский палаш с зазубренным лезвием и подбрасывал его с ловкостью фокусника.

– Убейте ее! – кричал он в исступлении. – Подлую женщину, которая обманывает мужчину, следует убить!.. Вот так!

Он взмахнул палашом и умолк, но лишь чтобы перевести дыхание. Затем новый душераздирающий крик резанул уши Бенца:

– Как я убил свою жену!

И он снова принялся с диким хохотом размахивать палашом, стараясь убедить Бенца, что всякий уважающий себя мужчина должен отомстить женщине, которая ему изменила. Ибо они – женщины – не ценят ни прощения, ни великодушия.

– Вы поступили отвратительно, – воскликнул Бенц и еще раз посоветовал Гиршфогелю идти спать, но тот совсем разбушевался и заорал срывающимся голосом:

– Вот и вы убьете вашу фрейлейн Петрашеву!.. Что? Не убьете? Трус!

Его жалкая фигура нелепо корчилась в приступе безумия. Бенц вдруг почувствовал гнев и омерзение. Улучив момент, он одной рукой схватил палаш, а другой нанес Гиршфогелю сильный удар в лицо. Гиршфогель без чувств повалился на ковер. Бенц оттащил его в соседнюю комнату. Гиршфогель еле дышал, но все же дышал, и у Бенца отлегло от сердца. Тело у Гиршфогеля горело в лихорадке, временами он вздрагивал. Бенц равнодушно констатировал, что припадок вызван скорее малярией, нежели алкоголем. Он не раскаивался в своем поступке. Убить женщину… Это казалось Бенцу подлым, отвратительным. Укутав Гиршфогеля шинелью, он оставил его во власти судорожных кошмаров.

Пламя карбидной лампы мерцало еле заметным синим огоньком. Где-то вдали часы пробили полночь.

Бенц вышел из дома Петрашевых, окончательно убедившись, что жизнь Гиршфогеля вне опасности. Ночная прохлада полностью отрезвила его. Придя в себя, он попытался разобраться в создавшемся положении.

Почему они остановили свой выбор на нем, на незнакомом немце, песчинке германской армии, случайно занесенной в Болгарию? Они узнали, что он хирург, и сочли его достаточно честным, чтобы хранить тайну. Но они упустили из вида лишь одно: что Бенц не автомат, что за его опрометчивой готовностью пойти навстречу кроется не отвлеченное чувство справедливости, а веление человеческого сердца. Желание немедленно помочь Елене превозмогало соображения морали, все его колебания и гордость. Это желание вело его, как слепая, вдохновенная сила, сквозь хаос пережитого, направляя все мысли и поступки. Воплотившись в разум и волю, оно преодолевало трудности, заглушало сомнения.

Бенц решил немедленно ехать в Софию. Потеря каждой минуты казалась ему преступлением. Он пришел в гараж немецкого интендантства, бесцеремонно растолкал дежурного унтер-офицера, велел подать утром машину и только тогда отправился к себе на квартиру. Бенц жил рядом с госпиталем, в доме священника. Сам хозяин в накинутом на плечи пальто открыл ему дверь. Бенц тотчас же извинился за свое позднее возвращение, но священник, подняв над головой керосиновую лампу, сказал:

– Я ждал вас! Вам письмо.

Повесив лампу на гвоздь в коридоре, он вошел за Венцем в комнату. Длинная белая борода придавала ему строгий отеческий вид. Внимательно глядя на Бенца, он вынул из кармана простой синий конверт.

– Письмо оставила молодая женщина, – сказал он, брезгливо поджав губы. – Она хотела повидаться с вами, но в обед вы не пришли, и тогда она написала.

– Благодарю, – сказал Бенц, взяв письмо.

Бенц не стал распечатывать конверт, а положил его на стол, чтобы прочитать, когда хозяин уйдет. Но священник приблизился к Бенцу.

– Я знаю эту женщину, – строго сказал он. – Знал и ее отца, самого славного генерала нашей великой армии. Он прикладывался к моей руке. Но бог прибрал его своей милостью, дабы он не видел бесчестия дочери.

То был суровый и простой болгарский священник. Бенц знал, что он вырос в годы рабства своего отечества, пережил восстания, резню и войны, в которых погибли все его сыновья, и выстоял, как вековой дуб в бури. Его могучий библейский вид внушал Бенцу глубокое почтение. И все же слова священника вызвали у Бенца раздражение.

– Эта женщина – грешница? – с иронией спросил он.

– Вам лучше знать, – ответил священник, сурово поглядев на него, – Мне кажется, вы часто посещаете дом, где она предается блуду со своими любовниками.

Бенц собирался возразить, но священник остановил его властным движением руки.

– Я хотел сказать вам лишь одно, – продолжал он. – Не ждите добра, если эта блудница сама пришла к вам.