Порученец царя. Персиянка - [9]

– У меня срочное дело в Нижнем Новгороде, – наконец с седла объяснился гонец. И не заботясь об ответе, стегнул лошадь плетью; не оборачиваясь, выкрикнул: – Если встретимся, я твой должник!

Удача проводил его изучающим взором, преисполненный странных предчувствий, что они обязательно встретятся и радости эта встреча не вызовет ни у того, ни у другого. Тряхнув головой, отогнав эти предчувствия, он отвёл кобылу от трупа загнанного коня, который её тревожил. Оказавшись снова верхом, слегка пришпорил животное, прежней неторопливой рысью направил по отчётливым следам ускакавшего вперёд гонца.

К полудню стали чаще попадаться боковые просеки с колеями и придорожные деревни. После каждой деревни и просеки дорога становилась оживлённей из-за попутных телег, в основном запряжённых гужевыми рысаками. Он обгонял эти телеги, нагруженные плетёными корзинами и серыми холщовыми мешками, в которых крестьяне везли на городской рынок плоды и ягоды, иные дары осеннего леса, но, главным образом, крупы, зерно урожая полей и живность сельских подворий.

Наконец, далеко впереди золотом блеснули крошечные кресты, затем показались игрушечные купола высоких соборов и колоколен. Во вдыхаемом свежем воздухе улавливались особые запахи, которые донёс лёгкий тёплый ветерок, запахи большой реки и крупного ремесленного и торгового города. Лесные деревья расступались, ширились разделяющие их просветы. В просветах, под скрытым облаками небом распознавались зубцы крутой и протяжённой стены каменной крепости, её сторожевые башни с медными флажками на верхушках шатров обитых медью крыш. Потом стал видимым обрывистый берег, на котором и была возведена крепостная стена. Выехав из леса на пригорок, Удача увидал саму широкую Волгу, а на ней множество судов и судёнышек. На всём охватываемым взглядом противоположном берегу нижегородский Кремль обступали выстроенные из кирпича и брёвен или из одних брёвен дома и окружённые заборами подворья, образуя расходящиеся длинные улицы, концы которых терялись за полем зрения. Улицы соединялись переулками, разветвлялись закоулками, а всё вместе, и видимые, и только угадываемые по внешним признакам и здравым соображением, они напоминали огромную паучью сеть, попав в которую, уже нельзя было выбраться ни простому горожанину, ни купцу, ни стражнику и чиновнику. От длинной пристани и от городских складов доносился людской низкий гомон. Там, как муравьи, копошились грузчики и подрядчики, лодочники, рыбаки и крестьяне. Глаз оживляла бойкая теснота спущенных или поднятых на мачтах парусов. Серые и небольшие холщевые лоскутки на лодках и челнах соседствовали с полотнищами на купеческих кораблях, некоторые из которых были сшитыми из дорогой парчи. Всё у того берега разгружалось, загружалось, жило беспокойным товарным обменом.

Наезженная колёсами и прибитая бессчётными скачущими и переступающими копытами дорога с пригорка спускалась пологим уклоном к низкому обрыву правобережья, заканчивалась грубым настилом и ограждающими его, выступающими из воды пеньками забитых в дно свай. Паромное судно с двумя повозками только-только отплыло от настила к нижнему краю городского причала, и его возвращения ожидали ещё несколько заполненных мешками крестьянских телег. Слева к широкому настилу приткнулся большой четырёхвёсельный чёлн с оголённым стволом мачты без парусной перекладины. Удача спешился возле него и, без возражений согласился с более высокой, чем на судне, ценой услуги за переправу, тут же расплатился с мордатым хозяином, завёл кобылу на палубу. Завязав поводья на мачте, он погладил, успокоил её, тогда как хозяин махнул сильной рукой с толстыми пальцами, и похожие на него крепыши сыновья и дюжий, с сизым носом работник дружно приналегли на дубовые вёсла. Чёлн скоро нагнал паромное судно с повозками и привязанными к поперечному брусу лошадьми, возле которых теснились тепло одетые мужики, и оставил его сзади, направляясь к оконечности пристани, откуда начинался подъём дороги к городским улицам и рынку.

Стоя близ мачты, Удача внимательно осматривал суда и крепость и одобрительно заметил вслух:

– Живой город.

– Так Нижний же Новгород, – охотно отозвался хозяин челна, будто упомянул центр вселенной.

Широко расставив ноги в чёрных сапогах, он упирал кулаки в бока и с видом разорившегося, но уверенного, что сможет поправить дела, купчины завистливо пожирал глазами подробности происходящего на пригородном берегу. Слышался частый перестук молотков о наковальню в прибрежной кузнице. Усиливались запахи смолы и рыбы, обработанных шкур, вывешенных в торговых складах с распахнутыми входами. Разнообразная сушёная и вяленая рыба, лесные орехи, сухие грибы в корзинах, зерно в мешках, смола чёрными кусками с тусклым отблеском зеркально гладких отколов, всякая домашняя птица, копчёная и солёная дичь, меха с пушистыми хвостами в подвесах, горшки для разных нужд, кузнечные изготовки, мотки светлой и просмоленной верёвки, льняные и шерстяные ткани отрезами и многие другие товары доставлялись от складов к стругам и кораблям жилистыми загорелыми грузчиками под присмотром мордатых приказчиков и городских дьяков, исчезали во чревах под палубами.