Порученец царя. Нарвский дьявол - [47]

– Воевода царя Ордин-Нащокин взял Динабург первым штурмом, – вымолвил он сдавленным, прерывающимся голосом.

Приподнявшись было, чтобы наказать майора за дерзкое вторжение, граф Делагарди пошатнулся, едва успел опереться левой рукой о подлокотник и обвалился в кресло. Как выдернутая из воды рыба, он открыл рот и рванул воротник рубашки под панцирем.

– Город не сдам! – пробормотал граф с вызовом своей судьбе обречённого военачальника.

Обвислые серые щёки ещё месяц назад полного и краснощёкого лица мастера цеха колбасников затряслись, он уставился в свои похудевшие пальцы и тихо заплакал.

Покинув так неожиданно прерванное заседание губернаторского совета, сановник решил сам осмотреть положение царских войск. Он и капитан Лёвенхаупт надели доспехи со стальными нагрудниками, потребовали осёдланных лошадей и верхом поскакали от ратуши к самому плохо защищённому участку восточной части крепостной стены. Русские пока или не знали о слабости защитных стен того места и не вели направленного обстрела, или же, наоборот, знали, но рассчитывали, что город сдастся и они получать мало разрушенную крепость. Как бы там ни было с тем участком стены, а последствия трёхнедельного обстрела самого города производили тягостное впечатление. Улицы были мрачными, и редкие встречные прохожие торопились от одного укрытия к другому, точно голодные крысы в поисках нор и какой-нибудь пищи. Повсюду испещрённые осколками или повреждённые ядрами дома казались покусанными исполинским зверем, который уханьем тяжёлых осадных пушек раскатисто вздыхал на краю пригорода. Направляя коней к этому уханью, сановник и капитан тревожили улицы и переулки звонким перестуком копыт о каменную мостовую, и сановник вдруг подумал, что он волшебник, напрасно пытающийся пробудить их от злого заклятья.

У крепостной стены оба спешились, один почтительно поспевая сзади другого, поднялись на смотровую башню в полусотне шагов от повреждённых взрывом ворот, наспех и кое-как закреплённых обитыми железом брусьями. После хмурого приветствия дозорный офицер в ответ на просьбу сановника подал ему подзорную трубу. Поднёся глазок к правому глазу, сановник настроил её, внимательно осмотрел батарею пушек в правой стороне за разрушенными и обгорелыми деревянными домами, потом другую за большим полем напротив.

– Бережём снаряды и порох, отвечаем, когда они ночами стараются приблизить эти пушки, – пояснил офицер, не дожидаясь его начальственных вопросов.

– Понятно теперь, почему все желают поскорее сдать город, – не то сам себе, не то Лёвенхаупту тихо заметил сановник.

– Кроме губернатора, – вполголоса поправил его капитан.

– И нас, – уточнил сановник.

Он заметил странное движение в стане, где был шатёр с царским гербом и высоко поднятыми стягами, которые по приятельски трепал ленивый западный ветерок. Четыре всадника в красочных военных доспехах дворянской конницы отделились от щели между ограждениями из сбитых брёвен, поскакали по широкому полю, наискось приближаясь к городским крепостным укреплениям. Сановник навёл трубу на скачущих впереди, будто хищник в засаде, ни на что больше не отвлекаясь, проследил за ними. Он оторвался от глазка трубы, не теряя всадников из виду, передал трубу капитану Лёвенхаупту.

– Кто это там? – задал он вопрос, как учитель, уже знающий об ответе решаемой задачи.

Лёвенхаупт озадачено поймал в круг трубы лица наездников, непроизвольно облизнул верхнюю губу.

– Царь, – подтвердил он догадку сановника. Потом задержался на лице того, кто на половину тела лошади опережал царя. – Чёрт! Я же его где-то видел, – пробормотал он, напрягая память и морща лоб. Морщины разгладились, показывая, что туман из разных воспоминаний развеивался, и он проговорил отчётливее, к сведению представителя короля, гордясь своей памятью: – Это же балаганщик из Нарвы, я его видел там у кузницы. Он вынимал колючку из ноги лошади, чтобы та не хромала!

Оторвавшись от глазка, Лёвенхаупт с внезапным прозрением во взгляде уставился в сановника. Тот не смотрел на него, тихо проговорил:

– Он царский агент. – И без осуждения напомнил: – А кто-то уверял меня, что там был польский шпион. – После чего повернулся головой к хмурому дозорному офицеру. – Распорядитесь приготовить два десятка самых опытных драгун, нужна стремительная вылазка. И позвать лучшего пушкаря!

Офицер без особого рвения отошёл к лестнице, крикнул вниз:

– Эриксон?!

Четверо русских всадников знали, что могут привлечь пристальное внимание на стенах крепости, и будто дразнили осаждённых своей дерзкой уверенностью в успехе осады. Они проскакали до средины поля и спутники царя, по его примеру натягивая узду и закидывая морды своих лошадей, приостановили разгорячённых животных. Царь Алексей стянул с правой руки замшевую перчатку, указал рукой на ту самую башню, где за ними наблюдали сановник и капитан Лёвенхаупт.

– Говоришь, возле той башни самое уязвимое место в стене? – спросил он Удачу, как ровесника, с которым возбуждён общей опасностью и счастлив этим возбуждением чувств. – Но стена там не кажется такой уж слабой.

Это было не возражение, а высказывание, и потому он не дожидался объяснений и воскликнул: