Порученец царя. Нарвский дьявол - [38]

Очнувшийся адъютант будто пробуждался после многосуточной попойки. Он зашевелился, вспомнил, что произошло, и, повинуясь сложному переплетению чувств долга и жажды мщения, с усилиями пополз к окну. Комната ещё хранила запахи женщины и качалась вокруг него, как корабельная палуба при волнении моря. Дубовый столик застрял на распорке у оконного проёма, и он толкнул ножку, до которой дотянулся. Столик освободился, с грохотом упал на пол, легко потащил за собой привязанную к ножке несколькими узлами верёвку, и это по-своему объяснило ему, что беглецы уже спустились. Адъютант невнятно выругался, в опоре на перевёрнутый столик привстал. Однако кричать так, чтобы внизу услышали, не было сил. На глаза попался бронзовый подсвечник с потухшей свечой. Он потянулся, схватил его, затем, как удалось, кинул в окно.

Подсвечник словно нехотя перевернулся в полёте, долетел до колодца и глухо стукнулся о брёвна. Отскочил к ногам стоящих рядом младших офицеров, на полуслове оборвал их ничего не значащий разговор.

– Дьявол! – растерянно отступил от подсвечника тот, кто завидовал теплоте постели графини.

Оба вскинули головы, чтобы понять, откуда этот подсвечник вылетел, и заметили у окна пленницы болтающуюся вдоль каменной кладки верёвку, которую кто-то дергал внутри башни.

– Тревога! – закричал один.

За ним, срывая голос, выкрикнул и другой:

– Тревога!

Шумная суета, растерянные приказы послышались во дворе за крепостной стеной, когда Удача помог женщине соскользнуть с мокрого каната к обрывистому берегу. Они по выступам камней спустились к воде, пробрались к нижней оконечности острова, где оба рукава сходились в единое течение. За большой куст на охвостье косы зацепилась корявыми пальцами корней вырванная бурей и принесённая рекой сосна, которая не могла сама по себе остановиться в этом месте. Она была перехвачена и подогнана намеренно, что подтверждалось тем, как её корни обхватывали ветки куста. Освободив корни, Удача оттолкнул дерево к течению. Полька без лишних слов зашла в реку, по его примеру ухватилась за сук медленно поплывшего ствола.

Дозорный часовой на крайней смотровой площадке обратил внимание на чёрные очертания торчащих веток и корней, которые относились течением прочь от косы острова, заметил между ними две крошечные головы. Прицелился из кремневого ружья, однако мокрое ружьё дало осечку. Головы исчезли, будто их и не было, и, проклиная непрестанный проливной дождь, он плотнее накрылся плащом и отвернулся.

Удача вынырнул, оглянулся и убедился, что опасность миновала. Рядом вынырнула графиня. Она цепко держалась за корни, с шумными судорожными вдохами быстро успокаивала дыхание. Ей ещё не верилось, что крепость отдалялась и уменьшалась, в ночной мгле размывалась дождевой завесой, превращаясь в нечёткое мрачное возвышение. Их уносило всё дальше от неё, и наконец впереди они увидали облик застывшей посреди реки лодки. Лодочник в ней ссутулился под плащом, казался дремлющей необычно крупной и нахохлившейся птицей. Заметив их, он скорыми движениями рук вытащил из воды просмоленную верёвку с лапой железного якоря, выпростал лопатки вёсел и живо подгрёб к плывущему дереву. Очутившись рядом, оказался казаком и протянул женщине руку, помог забраться на корму, куда уже залезал его товарищ. Громыхание выстрела пушки пронеслось над водой от башни крепости, затем ядро, много не долетев до лодки, тяжело шлёпнуло по поверхности, взметнув россыпи брызг. Брызги зашелестели по воде, как будто зашептали вдогонку беглецам слова неодобрения и неохотного прощания.

11. Решение царя

Как бы ни проявляла себя пригоняемая северными ветрами непогода, а ей не удавалось задержать неукротимого наступления лета. Ночная гроза осталась в последних сутках мая, а первый день июня с утра сушил и выветривал её следы на открытых местах, с меньшим усердием занимался ими в низинах, оврагах, лесных зарослях, и к полудню в основном завершил эту работу. Солнце забралось на самый верх небосвода, оттуда залюбовалось хрустальной прозрачностью воздуха и яркой зеленью, которая коврами и перинами накрыла землю, загляделось на чисто вымытые ливнем шпили Нарвы и башни замка Ивангорода.

Занятые посевами крестьяне на пригородных полях мало обращали внимания на всадника в чёрном плаще и с бардовым шарфом, который гнал южной дорогой выносливого жеребца, скоро удалялся от стен города. Плащ вороньим крылом развевался за его спиной, приоткрывая для редких любопытных пояс с нацепленным оружием, без слов объясняя, что всадник привык защищать и утверждать свои намерения и готов доказать это шпагой, двумя пистолетами, длинным ножом в резной серебряной оправе.

Оставив поля за первыми рядами деревьев смешанного леса, Удача приостановил жеребца у придорожных зарослей. Впереди и сзади дорога оставалась безлюдной. Он скинул плащ с плеч, вместе с шарфом положил на луку седла и вынул из кармана укороченного камзола шерстяную личину. Надев её на голову, поправил прорези у глаз и тонких губ. Затем съехал в овраг, с шорохом потревоженных веток пробрался через заросли к заросшей извилистой тропинке, возле которой спешился и привязал коня к осине. Дальше он последовал один. Тропинка уводила его в лесную чащу и вскоре привела к бурелому.